Посмотрел «Спящую красавицу» дебютантки Джулии Ли, до того промышлявшей на ниве писательства. Эмили Браунинг играет студентку Люси, днем работающую в копировальном центре, а по вечерам, по настроению, предающуюся легким развратностям с мужчинами и кокаином. За деньги естественно. В один прекрасный день она устраивается в таинственное заведение, в котором седовласые старцы чинно ужинают, более-менее похотливо взирая на обслуживающих их полуголых девиц. Совсем скоро Люси ожидает своеобразное повышение. Выпив сильное снотворное, она отключается в спальне, просыпается, забирает деньги (250 долларов в час) и едет домой. Во время сна те самые умудренные сединами мужчины могут делать с ней всё, что угодно, помня лишь об одном правиле: никаких проникновений!

Наличие в «Спящей красавице» красавицы Браунинг не позволяет отделаться от мысли, что перед тобой ни авторское высказывание амбициозной дебютантки (конкурсная программа Каннского фестиваля, Джейн Кэмпион в продюсерах), а спин-офф «Запрещенного приема», где нам наконец-то показывают, что делали клиенты борделя с Куколкой и ее группой захвата. То, что Снайдер тщательно шифровал (по сути — педофильско-шовинистские фантазии на тему молодух в коротких юбках) бессмысленными и беспощадными красивостями, Ли реализует в куда более очевидной герметично-отстраненной форме. Проблема лишь в том, что пустая разухабистость Зака куда простительней мелькающей в «Красавице» претенциозности.

Каждые 15 минут в фильме мерещатся призраки то Кубрика («С широко закрытыми глазами»), то Бунюэля («Дневная красавица», «Скромное обаяние буржуазии»), то современницы Брейя (любой фильм на выбор). Где-то за кулисами явно бродит тень герра Ханеке. В некотором смысле это греет душу и сердце. Джулия Ли к своему дебюту явно подготовилась: бэкграунд у картины внушительный, почва — чистый чернозем. Однако использовано всё это скорее формально, для галочки. Больше на умничанье похоже, игру бицепсами (мол, и это читала, и это смотрела, и вообще я неглупая женщина, а настоящий интеллектуал с приличной родословной).

Центральная метафора — незащищенная девушка в объятиях пожилых подозрительных мужчин, — имеет бесконечное количество интерпретаций (начиная политическими, заканчивая феминистскими). И именно в этом ее слабость. Сама же Ли многозначительно молчит, что может сойти, как за авторскую позицию, так и банальное издевательство. Как правило, в таких случаях всё на свои места расставляет финал и послевкусие (спросите у Дюмона, он знает в этом толк). Про «Красавицу» же не хочется даже вспоминать, но помнить, наверное, всё-таки придется. Ни со знаком плюс, ни со знаком минус, а в контексте «был такой случай...».