К концу 60-х бурное увлечение Уорхола кинематографом стало проходить. Он больше не ставил эксцентричные эксперименты с камерой и все меньше занимался бесконечной хроникой свой "Фабрики". Но киностудия, раскрученная благодаря неожиданному успеху "Девушек из Челси", продолжала работать. Главным человеком на ней стал оператор Пол Моррисси. Поначалу он работал, следуя манере своего хозяина и учителя. "Одинокие ковбои", "Плоть" и "Мусор" еще очень похожи на упражнения метра поп-арта. Но очень скоро Моррисси надоело прикидываться, и выяснилось, что его конек - глумливые пародии на большое кино, замешанные на сексуальных извращениях, крови и наркотиках. Две самые громкие постановки такого типа - "Плоть для Франкенштейна" (1973) и "Кровь для Дракулы" (1974). Разумеется, оба сюжета переиначены. Причем оба раза по одному принципу. Моррисси пытался выявить основу сюжетной структуры, задаваясь простыми вопросами: чем была кровь для Дракулы или человеческая плоть для доктора Франкенштейна? Почему они были одержимы? Дракула оказался обыкновенным наркоманом, который без крови жить не мог. С Франкенштейном сложнее.
Барон - первый энтузиаст евгеники. В отличие от оригинального Франкенштейна, он не интересуется проблемой оживления мертвых. Им руководят не сентиментальные мотивы - желание вернуть возлюбленную, например, но высокие научные интересы. Отшельник занят созданием идеальной человеческой пары, которая ему необходима, чтобы произвести на свет новую породу, лучших людей. Способ сотворения Адама и Евы избран незамысловатый - вроде детского конструктора. Барон попросту потрошит окрестных крестьян, которых ругает скотами, и вынимает из них органы, которые считает идеальными.
Моррисси щедро демонстрирует окровавленную требуху. Удо Кир вожделенно роется во внутренностях идеальной женщины и грезит о великом будущем. Тем временем его жена ублажает себя обществом роскошного крестьянского парня, которого изображает главная мужская модель студии Уорхола Джо Даллессандро. Фантастический торс и здесь подается в самых великолепных позах, пробуждающих неудержимое плотское вожделение. Баронесса с громким чавканьем впивается в филейные части знаменитого нью-йоркского хастлера.
Цинизм Моррисси не знает удержу. Страсти вокруг мяса он смакует всеми возможными способами. Пара баронских деток-садистов потрошат кукол и планируют перейти на людей. Помощник барона сначала вырывает печень у служанки, а чуть позже сладострастно набрасывается на идеальную женщину и, порвав швы, вынимает ее внутренности. Идеальный мужчина сам разрывает собственное брюхо, предварительно пропоров багром злодея Франкенштейна. Финальный монолог о своей великой роли в истории науки романтический ученый маньяк произносит стоя на коленях и глядя на торчащий из него багор, на конце которого трепещет его собственное сердце.
Моррисси был одним из первых великих пропагандистов дурного вкуса и дешевого пафоса в кино. Реки крови, в буквальном смысле горка трупов, наваленная в финале, нарочитая бутафория, невыносимо патетическая музыка, старый замок с подвалами, затянутыми паутиной и летучими мышами на ниточках, пламенные возвышенные монологи, гротескная актерская манера и никаких намеков на комедию. Серьезность маниакальная. Эстетика низкопробного B-movie отработана с нежностью и заботой в каждом кадре. Самое же странное, что самозабвенное увлечение Моррисси оказалось не просто забавой модного тусовщика, но началом большого кинематографического течения, которому было суждено расцвести к концу семидесятых.
