Софийского горе-налетчика по кличке Моль (Захари Бахаров) закрыли за убийство, которого он не совершал. В тюрьме этот крепкий молодой человек с воловьими глазами развивался как телесно, так и духовно. Моль стал отличником по физподготовке, прилежно штудировал вольтеровского «Кандида» (что, учитывая место действия, неудивительно) и словарь иностранных слов, сменивший при коммунистах библию – других книг в застенках не водилось. А заодно украсил вместилище души знаковыми татуировками: во всю спину – «Человек – это звучит гордо», подмышкой – восхитительная похабщина. Сев в середине 40-х – еще до того, как Болгария стала 16-й советской республикой, Моль оттрубил 15 лет и вышел на свободу с мечтой о ПМЖ в Южной Америке. Освободиться в полной мере, однако, не удалось: у тюремных ворот бедолага был взят под белы руки и конвоирован в отстроенную с возмутительным архитектурным расточительством женскую баню. Там его встретил перековавшийся в гэбиста соучастник того самого налета, интересующийся местонахождением бриллианта. Моли удалось унести ноги, но на воле он оказался уже в статусе живого мертвеца, успев ненароком напиться яду замедленного действия. Оставшиеся ему несколько часов жизни Моль будет, под аккомпанемент из транслируемых радиоточками советских песен, носиться по скалящейся инфернальными новостройками (в числе которых и мавзолей Димитрова) Софии в поисках противоядия, любимой с нежного возраста женщины (болгарская модель Таня Илиева), злосчастного бриллианта и искупления.
«Дзифт» – кинодебют театрального режиссера Явора Гырдева, который вошел в новое качество не с растянутым на полтора часа и снятым на пленку театральным этюдом (как это порой случается с его дорвавшимися до целлулоида коллегами), а ворвался в большое кино разудалой цыганочкой с выходом. В наш суровый век, когда не узаконенный, но властвующий жанровый Прокруст отсекает все, что должно показаться лишним зрителю, присаженному на понятный, не вызывающий вопросов продукт, Гырдев снял кино, которому, что называется, мало места. В порядке раздвижения рамок режиссер решил забросить в один котел такие разные ингредиенты, как нуар и соцарт, будто бы недоумевая, отчего же это Восток и Запад, долгое время шедшие, в общем-то, по одной кинематографической дорожке (с небольшими отклонениями), с некоторых пор так круто разошлись. Приготовленное на быстром огне варево оказалось взрывоопасной смесью. Позаимствованная у нуара сюжетная схема (с приветом классической картине 1950-го года «Мертв по прибытии»), как выяснилось, работает в антураже махрового соцарта с удвоенной мощностью, напрочь пресекая романтические всхлипы и по концентрации загробного веселья давая сто очков форы обоим «Адреналинам» вместе взятым.
При этом четко продуманный план игры воплощен с простительными для дебютанта техническими огрехами и излишествами – где-то дрогнула рука и монтажные ножницы сомкнулись не там, где подсказывает логика, где-то вышел перебор с наездами-отъездами камеры. Но самое занятное, что эта не-идеальность воплощения виртуозного замысла и придает «Дзифту» шарм – эффект, вряд ли рассчитанный предварительно и свойственный только честным, от души сработанным картинам, «неправильности» которых лишь обостряют восприятие, надолго прописывают увиденное в памяти и обеспечивают стойкое послевкусие – в отличие от расхожей киношной жвачки, чем только не ароматизированной, но быстро превращающейся в безвкусную резину. Кстати, словечко «дзифт» в переводе означает не только дерьмо (о нем фильме будет сказано немало) – им также именуют используемый Молью как раз в качестве жвачки гудрон – причудливую на вкус вязкую массу, которая далеко не каждому по зубам.
