Фрида и ее freedom.
Лента Джули Тэймор рассказывает реальную историю жизни самобытной мексиканской художницы прошлого столетия - Фриды Кало (Сальма Хайек). Несмотря на то, что жанр фильма определен как мелодрама, жизнь Фриды Кало нельзя назвать мелодрамой, как нельзя назвать мелодрамой жизнь любой незаурядной и яркой личности.
В центре повествования ее непростые отношения с мужем, знаменитым художником того времени, - Диего Риверой (Альфред Молина). Они развиваются на фоне ее взросления как женщины и художницы, на фоне неизменно прогрессирующей тяжелой болезни и отчаянно-красивых сексуальных связей, на фоне ее жизни и ее смерти.
История Фриды Кало - это повесть о настоящем человеке, далекая от сентиментальной слезоточивости и конфетной слащавости, в известном смысле это почти мужское кино. Режиссер не преследует цели умилить зрителя до самозабвенных титровых рыданий, в данном случае это слишком легкая задача, решить которую без лошадиной дозы житейско-философской пошлости было бы невозможно. Но как раз пошлости фильм счастливо избегает. Во многом благодаря тому, что реальная жизнь Фриды пришлась на те благословенные времена, когда мыслящая часть человечества еще верила во всеобщее земное счастье и спорила лишь о путях его скорейшего установления, до изнеможения полемизируя о достоинствах и недостатках социализма и коммунизма - где бы вы думали? - на вечеринках и в закрытых заведениях рефлексирующей в тумане сигарного дыма и алкогольных паров богемы. То было время не разоблаченных, не свергнутых и не втоптанных в грязь идеалов, какими бы дерзкими и наивными они ни были, а триада свобода-равенство-братство еще не вызывала ни насмешки циника, ни светлой ностальгии идеалиста, ни грустного вздоха познавшего, чья скорбь умножилась. Гламурный блеск ночных клубов и утренние демонстрации рабочих неизъяснимым образом сосуществовали в одном измерении, будучи наполнены единым пьянящим духом очнувшейся от сна свободы, а неуловимое провидение нежно оберегало хрустальную ладью новорожденной человеческой любви от грубой бесцеремонности бытовых и классовых рифов. Таково было ее время, время Фриды Кало.
Сальма Хайек (чье внешнее сходство с настоящей Фридой местами поразительно) демонстрирует чудеса перевоплощения, ни разу не сфальшивив и не поддавшись искушению играть с "подобающим случаю" пафосом. Ее героиня переносит боль с тем подлинно стоическим смирением, с каким это и делают люди, оказавшиеся в ее положении: не жалея себя и отказываясь принимать подачки жалости от других. В американском мэйнстриме с его ходульными персонажами, не чувствительными к боли, никогда не устающими, страдающими всегда без последствий и не дольше тридцати секунд экранного времени, Фрида выглядит по-настоящему живой и трогательной, по-настоящему уязвимой и искренней, хрупкой и несгибаемой одновременно, а ее недоверчивое, временами почти снисходительное отношение к своему таланту поистине проникновенно.
Мелодраматический жанр с большим количеством павильонной съемки, несколько смущает, сужая рамки восприятия, однако этот недостаток с лихвой компенсируется драматической наполненностью, ненадуманным гуманистическим пафосом, а также светящейся внутренней силой главной героини. Мексиканский колорит и подлинные картины Фриды Кало, искусно вплетенные в ткань повествования, подчас совершенно неотличимые от постановочно-режиссерских кадров, а также некоторые нарисованные в коллажно-газетной стилистике тех лет анимационные пассажи радуют глаз, делая фильм не по жанру эстетичным.
Изъяном выглядит, пожалуй, лишь некоторая неубедительность образа Риверы, ловеласа и всеобщего любимца, ибо, исходя из содержания картины, трудно понять, почему этот медведеобразный увалень, ничем примечательным, кроме безыскусных измен, портрета Ленина в Рокфеллер-центре и половой неразборчивости, особо не отличившийся, стал для Фриды альфой и омегой всего существования. Усугубляют впечатление достойно справившиеся со своей задачей красотки-любовницы Фриды (среди которых в частности отметилась в роли модного фотографа Эшли Джадд), а также влюбленный в нее Троцкий, которого Джеффри Раш сыграл почти комедийно моложавым, стройным и шустрым не по годам.
Между тем ищущий овеянной гламурным флёром "клубники" вряд ли найдет в картине искомое удовольствие, и так же мало радости она доставит воскресному любителю "сострадать чужому горю". Да, в жизни Фриды столько яростной и неприкрытой боли, что ее с лихвой хватило бы на семерых. Но несмотря ни на что, ее путь, ее яркие, зачастую жестокие картины, весь ее облик - это гимн всё побеждающей жизни, жизни с ее великой божественной игрой рождения и смерти, радости и боли, отчаяния и беспредельного, дарящего небесно-голубые крылья счастья. Счастья жизни. Счастья любви. Счастья свободы.
