Несложно догадаться, что данное вопрошание имеет прямое отношение не только к любовной истории 13-летней давности, но и событиям 1917 года и последовавшей за ними гражданской войне. Красная армия победила, и ничего иного, кроме как горевать о «России, которую мы потеряли» поручику и его однополчанам не остаётся. Примерно этим же занимается и режиссёр, на протяжении 3 часов сталкивая лбами незамысловатый, но трогательный адюльтер и почти публицистические рассуждения об исторической судьбе родины. 

Подобная закваска — берём одно, берём другое, тщательно смешиваем, доводим до кондиции — могла оказаться вполне удобоваримым фундаментом для чего-то большого, глубокого и настоящего, но в случае с «Солнечным ударом», увы, обернулась бессвязным бормотанием о принципиально разных вещах (хотя автору, вне всяких сомнений, кажется, что ведает он об одном, сокровенном и самом важном). Использованный Михалковым приём параллельного нарратива (1907 и 1920 годы) не нов и имеет полное право на существование. Вся суть, однако, в подаче. Никита Сергеевич тонет в собственном символизме, порой граничащем с откровенной художественной пошлостью. Собственно, примерно то же самое случилось и с приснопамятной дилогией-продолжением «Утомленные солнцем». Хотелось верить, что режиссёр как-то переосмыслит избранную стратегию, приведшую к сомнительному результату, но нет. Всё то же самое с рядом косметических изменений. 

Естественно, как и поручик, хочется задаться сакраментальным «Как всё это случилось?». Думается, дело в том, что Михалков-публицист (см. выпуски «Бесогон ТВ») окончательно взял верх над Михалковым-режиссёром. Первый, что называется, заказывает музыку и утверждает меню, второй — беспрекословно подчиняется, превращая былую эстетику талантливейшего художника в разжиженную кашицу для целевой аудитории канала «Россия 1». 

«Солнечный удар» заявлен как экранизация бунинской прозы. Что сказал бы Иван Алексеевич, увидев работу Никиты Сергеевича — можно только догадываться, но в фильме этом нет ничего, кроме его режиссёра. Это совсем не смертельно, хуже то, что Михалков проговаривает две с половиной мысли (которые мы уже давным-давно знаем и благополучно выучили наизусть) на протяжении почти бесконечных 180 минут. В свои лучшие годы на решение подобной задачи он бы потратил не более получаса.