Как вы готовились к работе над фильмом?
Сначала я долго отказывался, поскольку уже написал один спортивный фильм («Легенда № 17» — прим. ред.) и не особенно интересуюсь спортом. От начала до конца я не видел ни одного баскетбольного матча, если не считать того недоразумения, что творилось у нас на журфаке на физре. Но Леонид Верещагин очень настойчиво посоветовал мне прочесть книжку Сергея Белова «Движение вверх», а потом рассказал, как он представляет себе историю. Я увидел в этом пространство для мощнейшей и сложноустроенной драмы. И каким-то чудом написал первый драфт сценария за тринадцать дней. А после этого ещё два года переписывал.
Ещё мне помогла американская книжка Stolen Glory, которая подробно раскладывает причины, по которым американцы проиграли этот матч. Это позволило мне увидеть ситуацию их глазами и понять их правду. А у них своя правда тоже есть: они ведь до сих пор не забрали серебряные медали и своим потомкам завещали этого не делать. В кино важно показать, что антагонист тоже по-своему прав.
А что вы думаете насчет отстранения нашей сборной от участия в зимней Олимпиады в Пхенчхане? Поддерживаете участие россиян под нейтральным флагом?
Идеальный материал для кино! Если ты спортсмен, а тебе запретили ехать под флагом твоей страны, нужно ехать хоть с куском ткани на палке. Все же сразу понимают, что это героический поступок: ты готовился, тебе ставят преграды, но ты всё равно прёшь. Если наши поедут под нейтральным флагом, то сразу станут героями Олимпиады, всё внимание будет приковано к ним: как выкрутятся, как преодолеют этот прессинг, кто сломается, кто рванёт вверх? К чисто спортивному интересу подключается человеческий. Это уже драма. В кино есть такой архетип — андердог, — герой, вступающий в историю с заведомо невыигрышной позиции. Именно за такими историями интересно смотреть. Поэтому, с точки зрения судьбы, нашим уже подыграли.
Николай Куликов на съемках фильма «Я худею» / Фото: Виктор Вытольский
Родственники спортсменов не были согласны с тем, как вы показали некоторых героев.
Немолодые люди часто смотрят в прошлое, и им важно увидеть, что они прожили хорошую, правильную, ровную жизнь. А кино строится на конфликте, на сопротивлении, на драматичных выборах героев. В идеале — чтобы у каждого героя была своя дилемма, равная по силе вызову в «Выборе Софи»: там героине пришлось решать, какому ребенку жить, а какому нет.
При этом я понимаю, что когда про твоего родственника в сценарии пишут, будто он возит валюту, это может вызвать твое возмущение: это же преступление, и этого на самом деле не было. Но художественное кино — не протокол и не исторический документ. Когда мы вводили подобные драматичные выборы в сценарий, мы стремились показать этих людей героями, чтобы в сложной ситуации они сделали максимально поразительный выбор.
И судя по отзывам, зрители оправдывают все поступки наших героев. Мне кажется, мы воспеваем этих людей, и благодаря тому, что фильм как бы спрессовывает их биографии в короткую яркую историю, их подвиг остается в культуре и в массовом сознании. Эти спортсмены начинают жить не только в памяти знатоков баскетбола, но и простых людей, которые далеки от спорта. Посмотрите, сколько отзывов, где зрители говорят, что после фильма пошли читать Википедию и смотреть знаменитый матч, хотя до этого ничего об этом не знали. Наши герои обессмертили себя в спорте, а теперь фильм обессмертил их в кино. Нельзя сжать жизнь человека до двух часов и получить объективную правду. Даже в документальном кино.
Как далеко вы зашли, меняя исторические факты ради драматургии?
У Алжана Жармухамедова действительно были проблемы со зрением, но не такие, и линзы ему подарил не Кондрашин, но на отношения Жармухамедова и тренера это работало. Я читал о претензиях родственников к тому, что мы перенесли болезнь Александра Белова раньше. Мне показалось это странным: ведь если человек болен, это же не значит, что он плохой. Наоборот, к нему сильнее подключаешься, ему сочувствуешь глубже. То же самое мы сделали в «Легенде № 17», передвинув автокатастрофу на несколько лет раньше и сделав фильм драматичнее. Унизили мы этим Харламова? Нет. Просто мы говорим на языке драмы, а родственники — на языке родственной любви. Конечно, понять нас и оправдать им сложно, это же разные языки. Поэтому вместо Кондрашина у нас Гаранжин. Что очень жаль.
Многие баскетболисты восприняли биографические изменения нормально.
Ни в одном источнике я не встретил упоминания о том, чтобы Паулаускас хотел сбежать за границу. Но насколько я знаю, сам Модестас Феликсович отнёсся к такой вольности нормально. Он же герой в итоге! Выбор у него — один из самых драматичных в фильме. И Джеймс Тратас, который его сыграл, был очень доволен тем, как русский сценарист показал это напряжение глазами литовца.
Из-за маркетинга многие считают «Движение вверх» неким клоном «Легенды № 17». Однако видно, что вы по-разному подходили к проектам.
Я многое понял про структуру сценария с тех пор. Например, есть в драматургии понятие «альтернативный фактор»: что будет, если герой перестанет идти к цели? Ответ должен быть всегда один — смерть. Реальная смерть или то, что герой считает смертью для себя. В «Легенде № 17» его не было. Мы понимали, что для Харламова и Тарасова хоккей — самая большая страсть в жизни. Но что бы случилось, если Харламов перестал играть, а Тарасов — тренировать? Неочевидно. А в «Движении вверх» я хотел показать неумолимость действия, невозможность не двигаться вперёд — для большого ансамбля героев.
Есть ещё такой драматургический приём: между двумя событиями в фильме всегда должно стоять два предлога — либо «но», либо «поэтому». С героем случилось то-то, но он решил выкрутиться вот так-то, поэтому антагонист пошёл вот на это, но тогда другой герой совершил нечто неожиданное и т.п. В «Легенде» некоторые события просто происходят друг за другом, и тогда уже герои драматично на них реагируют. Фильм от этого хуже не становится и всё там работает, просто в «Движении» я хотел попробовать максимально американский подход.
Подобно Гаранжину, вы изучали тактики американских коллег. В чем вы видите главные постулаты американской сценарной школы?
Сейчас, выпуская фильм в российский прокат, мы конкурируем со всей американской кинопроизводственной машиной. Блистательной машиной, в которой художники находят общий язык с дельцами. Я настаиваю на том, что нам нужно изучать американское кино в плане ремесла. Эти знания находятся в открытом доступе: огромное количество интервью, книг, подкастов, видеокурсов и проч. В силу нашего национального характера российские кинематографисты все еще не пользуются этими сокровищами, а идут «нутром», рассчитывая на вдохновение, на шёпот музы, на талант. А я, прежде всего, изучаю то, что отделимо от творчества и таланта — американские схемы и ремесло. Гаранжин в Сан-Франциско не обращает внимания на своих ребят и смотрит на игру американских баскетболистов, чтобы понять, как их разбить. Именно к этому я призываю — изучать американское кино, чтобы понять, как их разбить на нашем поле.
У вас есть герои среди сценаристов?
Абсолютно мой чувак — Макс Лэндис. (шоураннер «Детективного агентства Дирка Джентли» и сценарист фильмов «Хроника», «Ультраамериканцы» и «Яркость» — прим. ред.) Мне нравится, как он себя ведет, как говорит, как пишет. Он может написать сценарий, проснувшись утром и не вылезая из кровати. Я слышал в одном подкасте, как он питчит свой проект мечты, и это дико захватывает! Никто в России не питчит кино вот так. Это прямо образец.
А его подход сработает среди российских продюсеров?
Я, например, стараюсь питчить именно так. В меру своего умения, конечно. У меня сейчас работы на три года вперёд — видимо, я на правильном пути.
А вы не планируете заняться режиссурой, как Лэндис?
Нет. Для меня это слишком тяжёлая работа. В этом году я попробовал себя в продюсировании: Лёша Нужный снял комедию «Я худею» по нашему с ним сценарию. Кино вышло смешное, доброе, мотивирующее, я и надеюсь, это будет главный фильм 8 марта, но я понял, что от меня больше толку, когда я сижу на берегу моря, мечтаю, записываю то, что представляю, а затем жёстко структурирую. У меня есть ощущение миссии в российском кино: я хочу сочинить корпус жанровых фильмов, на котором вырастет новое развлекательное и неглупое российское кино про нас. Насчёт продюсирования и режиссуры такого ощущения нет.
Но если вдруг лет через десять режиссёрская вожжа под хвост попадет, то это будет истерн «Красный, желтый, зелёный» — о том, как в 1918 году во время Гражданской войны на Алтае встречаются красноармеец из отряда продразвёрстки, шаолиньский монах и инопланетянин, который хочет продать Землю на Международном рынке планет.
Планируете еще писать фильмы про спорт?
Я обещал себе, что нет, но в прошлом году увидел видео, где русские девчонки обыгрывают американскую сборную во фрисби. Американки ведут 10:6, и наши каким-то нечеловеческим усилием, граничащим с волшебством, вырывают пять очков подряд и побеждают. Я с ними связался, встретился, взял несколько интервью. И сейчас по чайной ложке, по строчке в неделю, пишу. Вот они — настоящие андердоги! Не профессиональные спортсменки, у них совсем другие профессии, но все свои деньги и свободное время они тратят на тренировки, выезды, они живут этой тарелкой. Парадоксальные, удивительные, живые, красивые. В России этот спорт никто всерьёз не воспринимает, но им плевать — они все равно выезжают на соревнования и побеждают. А их министр спорта даже не поздравил. Некоторых на работе до сих пор спрашивают: «Фрисби? Это тарелка, за которой собаки прыгают?» А они золотые чемпионки мира.
Можно сделать хорошее инди-кино.
Ни фига не инди. Я думаю, крепкий женский блокбастер. Представьте: солнце, песок, а над ним параллельно земле, вытянув руку за летящей тарелкой, летит красивая русская девушка. И через два часа она победит американок.
