Лицо утомленной гетеры Дельфин Глейз - в громоздком, витиеватом фильме-дебюте, спешите любоваться. Словно портрет Дориана Грея, дебют изборожден следами ее неосновательного, зато пленительно интимного осмысления вороха доктрин и течений прошлого. Наша современница, пускай и не имея пока отчетливо своей манеры начертания, на этом художественном грунте отстроила до дрожи авторское кино, вырастила причудливый и массивный поликристалл в реторте скрытых символов. От зноя магического реализма к прохладе европейской дедукции Глейз мечется, точно героиня сорбоннских и эмгэушных анекдотов на встрече Канта у железнодорожного состава. Это, безусловно, располагает, и давайте же восклицать: в сюжете, завязавшемся на трагическом исходе корриды, нет ни кровищи, ни песка. Всех ожидающих коронного выхода матадора с пикой, а то и алебардой, отсылаем к трем безобразным экранизациям Бласко Ибаньеса. В "Бойне" не глазеют, в "Бойне" рассматривают.
Сюжет у картины столь же полимерный, как и ее культурный декор, и столь же сбивчивый, как мировоззренческая лихорадка ее автора. Сценаристка Глейз еще чересчур сложна в своем - шутки прочь - чрезвычайном даровании для Глейз-режиссера. Хотя вовлекает повествование свои элементарные двуногие частички весьма своеобразно, а простирается меж удачно избранных французским югом и испанским севером. Почти уже "Магнолия"; не предвидится жабьих осадков - так будет появление на свет девочек-пятнашек.
Но все-таки Пол Томас Андерсон - гений, активный в саговом масштабе, а Дельфин Глейз - режиссер короткометражек, подавшая надежды первым полным метром. И выбор ее лег не на комнатную эпичность и бремя страстей человеческих, а на трансцендентный простор снаружи и сухоту в середине. Иначе говоря, то, что она экстатически щупает жизненные штифты, экстаза вам не гарантирует. Когда привыкнет к габаритам, освоится со своим внутренним метрономом, тогда ее взгляд будет просто буравить алмазным сверлом.
А пока что взгляд этот манит загадкой, предчувствием, невнятным, как это бывает, пророчеством. Застывший в гагатовом пигменте обезумевшего от косоглазия быка, он устремляется в очи черные неприкаянной актрисы, прижигающей себе родинки, к слезам нерадивой матери и нераскаявшейся убийцы, чтоб оцепенеть как зрение девочки-духовидицы. Маленький кареглазый медиум следит за случайностью возмездия и возмещения, спонтанностью аннигиляции и рождения пар. Элементарные двуногие несутся по орбите вероятностей, обведенной бычьим рогом. Но девочка, этих пугающих слов не зная, рисует большущих мертвых животных. Девочкин неосознанный страх и ее назойливое любопытство будто бы подпирают, не упорядочивают, но будто бы оправдывают произвол.
Отзвуков в "Бойне" гораздо больше, чем звуков. Несмотря на то, что пружина сюжета постепенно выпрямляется, силен он своим неуловимо-грозным натяженьем. Именно благодаря малочисленности посвященных кино это нельзя рекомендовать для студенческих шутливых диспутов на тему: счесть ли парнокопытную тушу "вещью в себе"? Я не сказал "отсутствию посвященных", поскольку девочка-то, убежден, понимала. Оттого и не могла нарисовать ровные кроны деревьев. Одна она понимала их кривизну.
Дельфин Глейз умеет смолчать о вещах, не поддающихся словам, и изречь свою боязнь вещей вне постижения. Дельфин Глейз сосредоточенно и единственно верно разыграла драму взаимодействий буквально на ровном месте - вероятно, лучший дебют нового века. Это во многом похоже на раннего Сауру и позднего Бунюэля - спорностью интерпретации, пресыщенностью притчевым каноном. Во многом похоже на Кесьлёвского - внимательным благоговением перед изгибом рока. Дельфин Глейз сняла слегка эсхатологическое по замыслу и очень талантливое по исполнению кино. Глубина его - в океанический желоб; не хватает только высоты.
Оценка (по 5-балльной шкале): 4,5
