«Зажигая звёзды»

В 1950 году преданный поклонник Дилана Томаса Джон Бриннин (Элайджа Вуд) добивается для своего кумира обширного — на двадцать пять городов — американского турне. Академическая общественность сопротивляется приезду неуправляемого поэта с отвратительной репутацией, которую Томас (Селин Джонс), приехав, ежедневно подтверждает пьяными дебошами. Но билеты раскупаются, народ валит на заморскую знаменитость, выступающую исключительно с жестокого похмелья, а Бриннин из последних сил сдерживает Томаса от самоубийственного пике.

У телережиссёра Энди Годдара получилось маленькое кино второго или третьего ряда. Будь проект рангом повыше, наверняка бы поспел к прошлогодней «оскаровской» гонке. Но квоту респектабельных британских биопиков тогда выбрали техничные и расчетливые «Вселенная Стивена Хокинга» и «Игра в имитацию», которым «Зажигая звёзды» справедливо проигрывает отсутствием необходимого пафоса и блеска.

Биография Дилана Томаса вообще мало годится для благородного духоподъёмного биопика — ни морального подвига, ни преодолений: жил, пил, писал, состоял в сложном, но бурном — отягощённом бесчисленными изменами — браке, Вторую мировую пропустил по состоянию здоровья (об этом времени — «Запретная любовь», где поэта сыграл Мэттью Рис). Как ни печально, но всё самое интересное с ним случилось в Нью-Йорке, когда поэтический дар окончательно капитулировал перед бравадным алкоголизмом. На счету Нью-Йорка много таких смертей. Совершенно случайно оператор Крис Сигер перебарщивает с благородным чёрно-белым лоском на общих планах, неосознанно рифмуя Нью-Йорк с родригесовским «Городом грехов».

Безусловно, образ живущего на грани, обрюзгшего Дилана Томаса — идеальный полигон для актёрского бенефиса, но Годдар сторонится такой очевидности. Избежать естественного для фильмов про сгоревших поэтов надрыва авторам удаётся, выдвинув на первый план фигуру Джона Малкольма Бриннина, главного американского фаната Томаса.

Весь фильм Бриннин собирает разваливающегося на части поэта, который — и мелкий бес, и падший ангел. Он нянчится с живущим на грани буяном и волокитой, подставляется перед американской профессурой, меняет разгромленные поэтом гостиничные номера на ещё целые, бегает за молочными коктейлями и леденцами, вытаскивает из баров и спасает из драк — и в итоге, когда Дилан Томас выходит на сцену, камера остаётся за кулисами с Бриннином, упираясь в огромные, преданные и восхищённые глаза Элайджи Вуда. Ему же достаётся одно из двух пронзительных актёрских соло фильма (второе принадлежит появляющейся на один эпизод Келли Рейли в образе жены-наваждения поэта). Всё это, конечно, сильно снижает драматический градус и оставляет фильм в «лёгкой» весовой категории — но наделяет кино собственным голосом.