1950-е. Американское провинциальное захолустье. Мистер (Брэд Питт) и миссис (Джессика Частан) О’Брайаны воспитывают троих сыновей в частном доме с небольшим участком. Он — суров, но справедлив, учит мальчишек сермяжной правде жизни, вбивая в головы прописные истины криком, а иногда и кулаками. Она — молчалива, скромна, почти незаметна. Один из мальчуганов, Джек (Шон Пенн), будет вспоминать своё детство в душном пространстве мегаполиса, проклиная отца и прося прощения у матери. Они ещё обязательно встретятся. Для этого нужно всего лишь умереть, или дождаться конца света...
Великий американский режиссер Терренс Малик, всегда умевший обнаружить в трещинке, морщинке или грязной луже прорву смыслов и бессловесных вопрошаний о вечном, в «Древе жизни» повышает ставки до предела, буквально с первых минут отказываясь играть со зрителем в прятки и поддавки. Его новый фильм — это триумф кинематографа, но лишь на уровне средств выражения, ретрансляции поднакопившихся у автора вопросов и размышлений. История отдельно взятой семьи интересует режиссёра в последнюю очередь. Чета О’Брайанов здесь не более чем ширма, удобные архетипы, марионетки, но не люди. Куда с большим интересом и любовью Малик визуализирует далекое прошлое (зарождение жизни на Земле, эра динозавров и т.д.) и приближающееся будущее (судя по лицу Шона Пенна речь об Армагеддоне). В отличие от уже давно ставших классикой «Пустошей» и «Дней жатвы», где вселенский ужас перед Фатумом отражался в сомнительном любовном треугольнике или убийствах ради удовольствия, в «Древе жизни» Малик выкладывает свои козыри не таясь, со спокойствием профессора, принимающего экзамен у распоследних двоечников.
Заведя разговор одновременно об искуплении, Боге, теодицеи, сыновьем долге и пантеизме, в какой-то момент Малик начинает путаться в показаниях, то ли забывая припасённые для такого случая ответы, то ли осознанно избегая их. И именно в эти минуты «Древо жизни» начинает играть живыми красками, когда севшая на ладонь бабочка или поставленные на стол локти во время обеда значат куда больше любых философских теорий и интеллектуальных медитаций на вечные темы. Закрывая рот мыслителю, режиссёр пробуждает в себе художника, и это — намного волнительней и весомее компьютерных солнц и молекул. Впрочем, задача и замысел Малика состояли в умелом и гармоничном сочетании высоких и низких материй. Если Бог везде, то узреть его можно даже в тёмном углу.
Подобная творческая смелость — удел считанных единиц. Как правило, режиссёры резервируют за собой лишь часть большого «пирога», сосредотачиваясь на близких для себя темах. Малик в буквальном смысле замахнулся на вопросы Бытия. И сделал всё, что в его силах. Подобная амбиция всегда балансирует между сумасшествием и гениальностью. Терренс же бесконечно далёк от первого и угрожающе близок ко второму.
