Кокаин

Нью-Йорк, 1900-й год. Голая проститутка-азиатка выдёргивает из небытия сильно помятого джентльмена в белых ботинках: «Ты просил разбудить тебя в полвосьмого». Мужчина покидает бордель и берёт экипаж, чтобы добраться до больницы «Никербокер». В пути джентльмен успевает поправить галстук и вколоть себе дозу кокаина — сегодня ассистент главного хирурга больницы Джон Тэкери (Клайв Оуэн) займёт место своего начальника. Он об этом ещё не знает. На утро запланирована операция: у пациентки — предлежание плаценты, требующее срочного хирургического вмешательства. По итогам операции в больнице появится три новых трупа: роженица, извлечённый из чрева ребёнок и главный хирург, доктор Кристиансен, смывший всю кровь, переодевшийся и пустивший себе пулю в висок.

Заявленная на первых секундах наркозависимость главного героя легко объяснима: пережить на трезвую голову происходящее в больнице невероятно сложно, особенно если весь огонь — самые сложные, часто безнадёжные случаи — приходится брать на себя. Доктор Тэкери изо дня в день возвращается в стены «Никербокер», как в крестовый поход, где играет с богом и медициной — по нынешним меркам варварской, до-«антибиотиковой», — вооружённый компактным багажом знаний, надеждой пополам с цинизмом и кокаиновой смелостью.

Про надежду он вспоминает в траурной речи на похоронах своего старшего коллеги, имея в виду не мгновенное чувство, которое должно одолевать врача при исполнении, а фундаментальную категорию сродни веры, которая должна вывести их всех в светлое, богатое знаниями будущее. Цинизм помогает барахтаться в достаточно «тёмном» медицинском сегодня, пуская кровь и пропуская через себя смерти пациентов. Этим же чувством продиктован категорический отказ брать в помощники чёрного, навязанного меценатами из попечительского совета. Доктор Алджернон Эдвардс (Андре Холланд) — высококвалифицированный специалист, учившийся и работавший в Европе. Джон всё же не расист, но брать в штат на вторую по рангу должность человека, которого многие клиенты госпиталя элементарно не подпустят к своему телу, — стратегический промах. Тем более в момент навалившегося на «Никербокер» финансового кризиса. Год

2014-й. Канал HBO и его «жанровый» филиал Cinemax дают двойной залп проектами, одной из главных, пусть и не бросающейся сразу в глаза, особенностей которых является то, что поставлены они одним режиссёром. Весь сезон у руля героически стоит человек, согласившегося отснять что-то около десяти часов высококачественного кино. В «Настоящем детективе» это арт-хипстер Кэри Фукунага, отодвинувший ради работы с одним из самых многообещающих американских сценаристов Ником Пиццолатто и грандиозным актёрским ансамблем все свои проекты в большом кино (а там, на секундочку, перспектива новой экранизации «Оно» Стивена Кинга на деньги голливудского мейджора). Вторым, кто заступил на вахту, привычную, скорее, английским сериалам, где один режиссёр снимает целый сезон (справедливости ради, у англичан сезоны покороче), стал Стивен Содерберг. Тот нашёл юридическую лазейку в собственном обещании уйти из кино и теперь полностью сконцентрировался на телевидении: снял на HBO засыпанный призами телефильм «За канделябрами», закончил первый сезон «Больницы Никербокер» и дал понять, что продолжит трудиться над вторым, который уже заказан.
Содерберг приватизировал все ключевые позиции на съёмочной площадке «Больницы Никербокер». Помимо прямых режиссёрских обязанностей, Стивен отвечает за операторскую работу, скрываясь под уже раскрученным псевдонимом Питер Эндрюс, и монтаж, которым занята Мэри Энн Бернард, ещё один альтер-эго Содерберга (так звали его маму в девичестве). Прочная производственная вертикаль позволяет называть сериал его личным проектом. При этом режиссёр не тянет одеяло на себя, явно смягчает свою любимую манеру съёмки «с плеча», но не отказывается от неё, а делает её более плавной, почти академичной.

Озвучено это всё ещё одним человеком Содерберга — композитором Клиффом Мартинесом, который тоже сошёл бы за альтер-эго, не будь реальным. Его перпендикулярный историческому ландшафту электронно-нойзовый саундтрек работает даже не на атмосферу, а на необходимый градус безумия и ужаса. Очевидно, что имея на руках такие козыри, глупо ждать ещё одно посконное медицинское шоу в духе «Анатомии страсти» или «Скорой помощи».

Пока Содерберг в трёх ключевых ипостасях и Мартинес колдуют над визуально-звуковой оболочкой, в кадре — не просто будни, пусть и предельно невыносимые, одного медучреждения, а портрет эпохи. Заря XX века, зарождение новой нации и новой силы, выплавленной из огромного многонационального котла. Пока доктор Тэкери спасает жизни, общество за счёт крепнувшего иммунитета борется с недугами высокого порядка — расовыми предрассудками, коррупцией, наркоманией, антисанитарией, нетерпимостью к эмигрантам.

По состоянию на 1900 год — дорога долгая. Инспектора и «скорая» работают на откатах, от размера которых зависит, в какую больницу повезут больного и, следовательно, кто получит госсредства на его содержание. Парням из «скорой» сильно помогают бейсбольные биты, а чиновнику природная непринципиальность и регулярные визиты в кабинет управляющего. Негры ещё не стали афроамериканцами, а в семье эмигрантов единственный, кто говорит и понимает по-английски, — это 10-летняя дочь. В какой-то момент на улицах шумного мегаполиса, сбрасывающего шкуру предыдущего столетия, вспыхивает дикая «булгаковщина». Тушат её оперативно, «всем миром» (кроме Мартинеса) — имеющим более солидный товарный вид пафосом.

Но Содерберг не скрывает, что будет регулярно испытывать своего зрителя. В его медицинском саквояже — самые сильнодействующие средства: операции без наркоза, операции неудавшиеся и операции над сознанием главного героя. А пафос, даже в самом дурном смысле слова, в «медицинском» кино нужен, иначе придётся петь реквием — по мечте.