Румыния. Конец 80-х. Коммунистический режим дышит на ладан, ощетиниваясь многочисленными социальными и бытовыми проблемами. Отилия и Габицэ подружки-студентки, делят комнату в общежитии университета. Габицэ на четвертом месяце беременности. Рожать нельзя (куда она с младенцем на руках подастся?), а аборты запрещены. Отилия снимает номер в дешевой гостинице, приглашает некоего Бебе. Этот суровый на вид мужчина обещает помочь Габицэ, всё необходимое у него с собой, в чемоданчике.
Каким образом и вследствие чего соседи-румыны закрепили за собой мировое кино-господство совершенно непонятно, но факт остаётся фактом. Год назад свои притязания обозначил Кристи Пуи. Его «Смерть господина Лазареску» явственно давала понять, что на фестивальной карте грядут серьёзные перемены: фавориты последних лет азиаты сдают позиции под оглушительную канонаду стран бывшего соцлагеря (вспомним «Таксидермию» венгра Дьердя Пальфи). Точки над i расставил каннский триумф Кристьяна Мунджу. После просмотра «4 месяцев…» остаётся лишь подыскивать определения нарождающейся кино-волне Восточной Европы. Остановимся на постнеореализме. В конце концов, дело не в дефинициях, а в том, что под ними подразумевается.
Когда речь заходит о чём-то настоящем, «живом» и невероятно талантливом всегда сложно подбирать ключи к творческой мастерской режиссёра. Проблема тут не в том, что что-то непонятно, у Мунджу от зрителей секретов нет, все приёмы как на ладони. Но именно в этой понятности, когда кажется, что любой смельчак, взявший камеру, такое же снимет-покажет, и есть вся прелесть режиссёрского почерка. Мунджу реальность не воссоздаёт, не придумывает, а как бы транслирует через экран в зрительный зал, напрямую, без посредников. И когда господин Бебе начинает своим вкрадчивым голосом глупеньким девчушкам объяснять, что к чему в этом подлунном мире, становится по-настоящему неприятно, потому как подглядывать за другими нельзя, так ещё в детстве учили. Нельзя, но приходится, режиссёр выбора зрителю не оставляет. А чуть позже, когда Отилия после всего случившегося к другу поедет и на праздничное застолье попадёт, становится страшно. Хочется закончить весь этот балаган с тостами-поздравлениями, но нельзя, потому что ты в зале, и на дворе 2007-й, а они в Румынии, и на календарях цифирь 1987.
Помимо человеческих судеб, которые одна ночь любви может поломать, серьёзно травмировать, Мунджу интересует и политика. Прямых выстрелов по выбранной мишени здесь нет, но отношение режиссёра к эпохе двадцатилетней давности вполне очевидно. Подсознательно вину на режим Чаушеску переносишь, напуганная Габицэ, как бы и не при чём. Но, скорее всего это история о короткой жизни несостоявшегося человечка, который 4 месяца, 3 недели и 2 дня у мамы в животике понежился, а потом мертвым комком на полу захудалой румынской гостиницы очутился.
