Ученый-генетик Уилл Родман (Джеймс Франко) бьётся над лекарством от болезни Альцгеймера. В лабораторных условиях подопытным обезьянам вводится сыворотка, имеющая побочный эффект в виде резкого увеличения интеллектуальных способностей. Детёныша одной из этих обезьян, маленького Цезаря (мимика Энди Серкиса), Уилл забирает в дом к отцу (Джон Литгоу), также страдающего страшным недугом. Развитие Цезаря многократно превосходит самые оптимистичные прогнозы. Он становится полноправным членом семьи. В результате неприятного инцидента Цезарь оказывается в питомнике, где, обозлившись на всё и вся, решает поднять бунт против человечества...
«Планета обезьян» — ещё одна франшиза прошлого, не вернуться к которой в условиях очевидного кризиса идей, было бы сродни преступлению. Однако, как в любом подобном начинании, наиболее важен вектор и тон переосмысления классики. Каких-то десять лет назад Тим Бёртон попытался ступить на это минное поле и потерпел едва ли не единственное настоящее фиаско в своей богатой на удачи карьере. Сценаристы Сильвер и Джаффа придумали остроумный ход, решив не просто пересказать хорошо забытое старое новыми словами, а вспомнить (вспомнить, естественно, в рамках разветвленной мифологии обезьяньей саги) с чего всё началось. Делающий первые шаги в Голливуде режиссёр Руперт Уайатт, подошёл к поставленной задаче с рвением и нескрываемым трепетом школьника-медалиста.
Оригинал Франклина Шеффнера 1968 года (что характерно, стартовавший в один уикенд с «Космической одиссеей» Стэнли Кубрика) был прекрасной антиутопией, держащей на коротком поводке ряд работающих и смачных метафор, удачно оттенявших весь экшн-балаган про пленение, пытки, побег и погони. Его «Планета» стала наглядным примером того, как ходульный научно-фантастический сюжет можно безболезненно насытить важными и нужными высказываниями на злобу дня. Англичанин Уайатт, и в этом ему стоит отдать должное, также попытался обнаружить в предложенной для реализации фабуле скрытые смыслы и подтексты. Строго говоря, «Восстание» — это 106-минутная иллюстрация знаменитого «Тварь ли я дрожащая или право имею», где в роли вопрошающего выступает шимпанзе Цезарь. Гуманистический посыл Уайтта — мучить животных плохо и преступно, — оборачивается в финале просчитанной до последнего хода вендеттой, по результатам которой беспокойство начинает вызывать не судьба обезьян, а судьба homo sapiens.
Выбор в пользу жаждущего «крови» Уайатта (а ведь могли пригласить и кого-то из безотказной банды ремесленников-староверов) был рискованным, но, как выяснилось, благородным поступком. Он не сотворил чуда, но сделал всё, чтобы задержаться в Голливуде подольше. «Восстание планеты обезьян» трудно назвать стопроцентным летним блокбастером, и, в данном случае, это скорее комплимент. В конечном счёте, Уайатт снял фильм не о бунте, бессмысленном и беспощадном, а об одиночестве и отчаянии.
