В темно-синем лесу тут и там между деревьев натянуты тонкие веревки — они будто образуют клетки, из которых не вырваться тем, кто угодил внутрь. На самом деле эти подобия ловушек — что-то вроде импровизированных храмов, где Пастырь (Михил Хаусман) читает проповеди и рассказывает истории своей маленькой пастве, состоящей исключительно из женщин. Житье-бытье на лесной опушке, которую Пастырь (позже мы узнаем его настоящее имя), эдакий Иисус Христос Суперзвезда, называет Эдемом, подчинено строгим правилам. Есть даже униформа, определяющая роли обитательниц этой коммуны: красное носят Жены, синее — Дочери. Среди вторых — девушка по имени Села (Рэффи Кэссиди), которой вскоре предстоит стать очередной женой и которая как-то некстати начинает сомневаться в том, что всё происходящее — нормально.
Первый англоязычный фильм (и вдобавок первый хоррор) польки Малгожаты Шумовской («Тело», «Лицо») уже назвали «феминистским манифестом», но сама постановщица охарактеризовала свою картину куда более поэтично — «мрачный вопль в адрес патриархальности». К счастью, сам фильм больше обеих этих формулировок, хотя поначалу его легко принять за поверхностную вариацию на тему «Рассказа служанки» — даже по чисто декоративным элементам. Сюжетный расклад тоже кажется довольно простым: одна из обитательниц тоталитарной секты неожиданно оказывается той силой, которая разрушает эту шаткую, но на удивление живучую модель гротескного, ядовитого патриархата.
Разумеется, Шумовской и сценаристке Кэтрин С. МакМаллен, в отличие от создателей многосерийки по бестселлеру Маргарет Этвуд, в рамках полуторачасового фильма просто не хватило бы пространства, чтобы размашисто воссоздать и сровнять с землей патриархальную антиутопию. Однако свой крошечный райский сад они, тем не менее, уничтожают (а поначалу возделывают) довольно убедительно. Обрывая натянутые между деревьями нити, Шумовска и МакМаллен не разрушают сам токсичный мир, в котором, как констатировал бы Стиг Ларссон, мужчины ненавидят женщин, но указывают путь к освобождению бунтарке, которая все изменит. Бунтарка эта, как заведено у пророков, становится носительницей некоего мистического (и травмирующего) знания, толкающего ее на путь сопротивления: Селу (а через нее — и зрителя) атакуют кошмарные видения, причудливая комбинация флэшбэков и флэшфорвардов. Дикий лес вдали от шума городского, где Пастырь надеется обрести убежище, неожиданно и вероломно становится для него опасной территорией. Зато эти дебри — дом родной для Селы, олицетворяющей и сконцентрировавшей в себе пугающие силы природы (Шумовска передает привет старому другу Ларсу фон Триеру и его «Антихристу», который в свое время продюсировала).
Шумовска вообще изо всех сил старается вывести ленту за рамки того самого «феминистского манифеста» и придать ей мифологические очертания. Она не жалеет библейских имен и отсылок к ветхозаветным сюжетам, подвергая их редакции с кривой ухмылкой и фигой в кармане (по примеру опять-таки Триера, занимавшегося тем же самым в «Догвилле»). Например, Пастыря зовут Майкл (архангел Михаил), а в той части фильма, где герой Хаусмана вынужден вывести своих агнцев из леса и отправиться на поиски нового «Эдема», он превращается в лже-Моисея. Не забывает Шумовска и о кейсах сравнительно недавних, связывая свое кино с вросшей в американскую поп-культуру темой культов. Тот же Пастырь представляется чем-то вроде гибрида Чарльза Мэнсона и Дэвида Кореша — хотя о том, какие обстоятельства побудили этого человека создать довольно безыдейный (судя по его проповедям), но долгоиграющий культ, можно лишь догадываться. Но все же наблюдать за всеми этими фокусами (увы, не всегда продуманными достаточно тщательно) и раздумывать над ответами на вопросы, повисшими в пьянящем лесном воздухе, в основном любопытно.
Шумовской удалось не без изящества упаковать в полтора часа актуальную и многоуровневую историю, которую менее даровитые ее коллеги, возможно, растянули бы на целый мини-сериал. Правда, в паре эпизодов постановщица все же теряет темп, чересчур откровенно любуясь собственным фильмом. Но, по правде говоря, трудно винить Шумовскую в том, что у нее не нашлось сил оторваться от красоты ирландского — совершенно бурмановского — леса и, конечно же, от выразительного лица Рэффи Кэссиди, врезавшегося в память еще в Vox Lux, где юная актриса в пух и прах переиграла все истерики самой Натали Портман.
