Режиссер «Ведьмы» и «Маяка» — большой поклонник немецкого экспрессионизма (по «Маяку» это прекрасно видно), поэтому нет ничего удивительного в том, что он отдал должное шедевру Фридриха Вильгельма Мурнау:
«Это был инди-хоррор своей эпохи, несколько грубовато сделанный, но при этом — один из величайших и самых захватывающих фильмов в истории. Новые отреставрированные версии с цветным тонированием по-настоящему впечатляют, однако я все-таки предпочитаю необработанные черно-белые, с царапинами на 16-миллиметровой пленке. Эти тусклые копии таили в себе некую жуткую тайну и способствовали созданию мифа о том, что Макс Шрек — настоящий вампир».
Автор «Блэйда 2» и «Лабиринта Фавна» тоже любит классику — в списке его фаворитов можно увидеть и того же «Носферату», и «Франкенштейна». Но гораздо интереснее то, что он говорит о картине француза Жоржа Франжю, которая куда реже попадает в топы:
«Главная героиня похожа на Одри Хепберн в образе нежити. Этот контраст между красотой и брутальностью сильно на меня повлиял. Редко увидишь столь же впечатляющее столкновение пугающих и завораживающих образов. "Глаза без лица" также могут похвастаться исключительным саундтреком [Мориса Жарра]!».
Живой классик выбирает классику — лучшую (до сих пор) экранизацию хрестоматийной повести Генри Джеймса «Поворот винта» (она же легла в основу недавнего сериала «Призраки поместья Блай» — второй главы антологии Майка Флэнегана и Netflix, начатой «Призраками дома на холме»):
«Экранизация "Поворота винта", осуществленная Джеком Клейтоном, — одна из тех редких картин, которые отдают должное Генри Джеймсу. Фильм великолепно поставлен и сыгран, безукоризненно снят [оператором Фредди Фрэнсисом], и он действительно пугает».
Для автора трилогии «Зловещие мертвецы» культовый зомби-хоррор Джорджа А. Ромеро стал шокирующим детским впечатлением — Рэйми посмотрел фильм со старшей сестрой, когда ему было всего девять лет:
«Я никогда в жизни не был так напуган. Я кричал и умолял сестру отвезти меня домой, а она пыталась меня заткнуть. Подобного ужаса я до сих пор не испытывал. Все это было так реалистично, будто документальный хоррор. Я раньше не смотрел черно-белые фильмы в кинотеатре, и для меня все выглядело действительно как документальный фильм. В нем не было ничего голливудского — просто безжалостное, абсолютное безумие, которое совершенно вывело меня из равновесия».
Один из любимых хорроров Тима Бертона тоже, как и в случае с Сэмом Рэйми, напоминает о тревожных детских переживаниях:
«Картина не имела особого успеха, когда вышла на экраны, но, на мой взгляд, она гипнотическая и удивительная, будто странный сон. Просмотр некоторых фильмов я не в состоянии контролировать, потому что они сами возникают в голове, как такие же вот странные сны. Это напоминает мне мои детские годы в Бербанке — в некоторые моменты какие-то вещи представлялись обычными, но на самом деле все было не так, как казалось на первый взгляд. Этот фильм — странное сочетание весьма причудливых элементов».
Выбор режиссера «Хэллоуина» и «Нечто» может показаться неоригинальным, но Карпентер справедливо обращает внимание не столько на то, что пугает в картине Уильяма Фридкина, сколько на моменты, которые шокируют нарушением гласных и негласных запретов в кино:
«Знаете, что пугает в "Изгоняющем дьявола"? Все знают, что пугает в этом фильме. Это дьявол. Когда я посмотрел картину в первый раз, то подумал: чтобы она сработала по-настоящему эффективно, необходима вера в высшие силы. Но затем я просто начал ценить этот фильм как таковой. В нем есть несколько великолепных сцен. Я недавно его пересматривал и удивился тому, насколько же он жесткий. Боже мой, что они тогда творили, они нарушили кучу табу с этой девочкой. Это чертовски хорошо».
Режиссер «Списка смертников» и «Высотки», вспоминая любимые хорроры, тоже чувствует себя испуганным ребенком, и виноват в этом Дэвид Линч:
«Это темный властелин полуночных фильмов. Линч пугает своими лентами так, как современные хорроры не способны испугать. Он обращается напрямую к моему внутреннему ребенку, к кошмарам моего семилетнего "я". Это уникальный кинематографический опыт. Помню, как смотрел фильм в Лондоне, был сдвоенный сеанс с "Синим бархатом"... ммм».
Режиссер ремейка «Суспирии», как всегда, склонен к мелодраматизму, и в выдающемся боди-хорроре Дэвида Кроненберга он видит прежде всего историю трагической любви:
«"Муха" — шедевр на все времена, один из множества шедевров, созданных Кроненбергом, и это действительно страшное кино. Но главный ужас для меня кроется в финале, когда ты понимаешь, что персонажи Джеффа Голдблюма и Джины Дэвис отчаянно любят друг друга, но им не суждено быть вместе. Абсолютный ужас этого фильма заключается в невозможности этой любви, что, в некотором роде, роднит его с финалом "Суспирии". Сцена, когда герой, превратившийся в муху, просит героиню выстрелить ему в голову — невероятно мощный, потрясающий и прекрасный момент ужаса; всего один эпизод объясняет всю важность жанра и его способность выйти за собственные рамки».
Было бы странно, если бы в этот список не попала ни одна экранизация произведений «короля ужасов» Стивена Кинга. Как выяснилось, «Мизери» Роба Райнера — один из любимых фильмов режиссера постхорроров «Прочь» и «Мы» Джордана Пила:
«"Мизери" — фильм, в котором неожиданный злодей оказывается страшнее, чем можно было предполагать. Но еще это кино, главный ужас которого кроется в самих его составляющих — в актерах и их исполнительском мастерстве, в сценарии и диалогах. Мне нравится такой подход».
У режиссера культового «Изгоняющего дьявола» тоже есть свой любимый хоррор — даже несмотря на то, что фильм австрийца Михаэля Ханеке номинально хоррором не является, леденящей кровь жути в нем хоть отбавляй. Фридкин составил для
Entertainment Weekly целый топ своих любимых хорроров, в котором было достаточно классики жанра, но именно «Забавные игры» он назвал наиболее ужасающей лентой из тех, что выбрал:
«Это, наверное, самый страшный фильм в списке, потому что действуют в нем два молодых подонка, терроризирующих семью в сельской глуши, и это то, что сегодня часто можно увидеть в новостях. Есть вероятность, что такое можно случиться на самом деле. Это сделано блестяще».
