Россия. 1917-й. В уездный город N пребывает молодой (каких-то 23 года) доктор Михаил Алексеевич Поляков. Несмотря на юный возраст, он берётся за лечение любых недугов, хворей и болезней. Однажды доктор Поляков вынужден сделать себе болеутоляющий укол морфия. Казалось бы, незначительный эпизод, вынужденная мера. Но именно этот укол станет началом серьёзной зависимости, справиться с которой под силу лишь по-настоящему волевому человеку. Понимая всю опасность данного соблазна, талантливый врач попытается одержать вверх в неравной схватке с наркотическим зельем...
Ещё во время прошлогодних бесконечных и бессмысленных дебатов вокруг балабановского "Груза 200" была очевидна одна простая вещь: следующий фильм режиссёра гарантировано привлечет к себе не меньшее внимание, нежели деяния милиционера Журова. Причина сего вполне банальна и очевидна - когда автор решается на радикальное высказывание, всегда интересно полюбопытствовать, что последует после. По гамбургскому счёту, у Алексея Октябриновича было лишь два варианта, две карты, каждую из которых можно было разыграть с выгодой для себя и зрителя: продолжить начатую "Грузом" кино-бесовщину или же сделать шаг в сторону, сменив гнев на милость. Балабанов выбрал первое, что само по себе очень и очень симптоматично.
Уже на уровне замысла у "Морфия" прекрасная "родословная": экранизация рассказов Михаила Булгакова, сценарий Сергея Бодрова-младшего, и главное, исторический антураж, к которому режиссёр, снимающий, как правило, про сегодня-и-сейчас, явно не равнодушен (см. "Про уродов и людей"). Для самого Балабанова это была прекрасная возможность ещё раз наглядно показать: человеческие слабости не имеют срока годности, а мелкие или крупные прегрешения остаются таковыми всегда.
Центральная метафора фильма - врачующий тела пациентов доктор уничтожает себя изнутри (как, к слову, и Россия-матушка в судьбоносном 17-м году) - как нельзя лучше вписывается в общую систему координат всего творчества режиссёра. Алексей Октябринович всегда недоблюбливал людей, как таковых. Он никогда не сопереживал своим героям, а лишь наблюдал и констатировал, из года в год наполняя новыми фактами самолично изобретённую историю болезни рода человеческого. Не выпадает из этого ряда и доктор Поляков. Он молод, талантлив, умён, но все эти качества удивительным образом не вызывают и капли симпатии. Как не вызывает антипатии и его болезненное пристрастие. Легче всего допустить, что сам Михаил Алексеевич - это и есть Россия, уже отравленная, но ещё сопротивляющаяся коммунистическим идеям и идеалам. Но, думается, для Балабанова такие аллюзии не слишком интересны. Куда интереснее изучить деградацию отдельно взятой души под "аккомпанемент" реалистичных сцен ампутаций конечностей и операции на горле.
После двух невразумительных историй ни о чём ("Жмурки", "Мне не больно") Алексей Балабанов предпринял кавалерийский наскок на зрителя и критиков ("Груз 200"). Попытка та оказалось вполне удачной. "Морфий" эту тенденцию продолжает и развивает, но не на экстенсивном, а интенсивном уровне. А что до очевидного человеконенавистничества... Так за что нас любить-то?..
