Не секрет: заигрывания с «гей-» и «лесби-» тематикой в эпоху тотальной демократии приносит неплохие дивиденды. Радужный семиколор, кэмп, святой Себастьян – шанс для разномастного бездаря потоптаться на ковровых дорожках европейских кинофорумов. Или на худой конец, получить приз от капризных зоилов – за толерантность. В случае Джона Мэйбери откатанная схема дает сбой. Его «Любовь – это дьявол» откровенно смахивает на кладбище одомашненных штампов. «Сладкие и гадкие» как на подбор: пафосный педераст с мизантропическим уклоном; просто пидор, в безволосой груди которого рождаются «чувства»; богемные кумушки, коротающие время за стаканчиком абсента; получивший отставку любовник, паразитирующий на интересе глянцевых журналов к женским гениталиям.
Тот, который пидор – Джордж Дайер – пробрался в мастерскую педераста Френсиса Бэкона. Образ Дайера явно скачен с кичевых поделок Тома оф Финланда: жилистый Адонис, затянутый в кожаные портки, кожаный сюртук и фуражку. Так вот. Лучик фонаря ткнулся в коробку с художественным хламом: на фотографиях мужики с голыми причиндалами да перекошенные рожи. С тыла заходит хозяин. Вместо звонка в полицию предлагает незнакомцу взять, что тот захочет, и отдохнуть. Естественно, на хозяйских перинах… С этого «трика» начинается история «ремня и анала» длиною в семь долгих лет. За это время Френсис Бэкон успеет навести порчу на чопорное интеллектуальное сообщество Лондона. Удостоится прижизненной выставки в «Гранд – Паласе». И в волю накувыркаться с брутальным альбиносом охранником (образ взят напрокат из «голубого» немецкого издания 30-х годов «Der Eigene»).
Джордж Дайер, в свою очередь, из циничного подонка превратится в плаксивого потаскуна. Будет шататься по ночным барам и оплачивать пятиминутные услуги жантильных отроков. Такова месть за откипевшие постельные баталии. Дайер решит подставить Бэкона: наведет ищеек на тайник с наркотиками. Но понимая, что Бэконовские чресла не вернуть, Дайер покончит с собой.
К сожалению, есть только два метода воплощения на экране легенд о деятелях мирового изо. В первом случае показываются муки творчества. Художник рвет на себе волосы-одежды, скрежещет зубами, кидает на холст кляксу-другую, затем холст уничтожает («Баския» Джулиана Шнабеля). Во втором случае – реконструируется жизненная канва. Художник портретируется в щенячестве: сопельки, сандалики, памперсы. Затем травма физическая или психическая – боли, недуги и неурядицы переносятся на полотно. Кадр, как правило, стилизуется под известную картину героя ленты («Фрида» Джулии Деймор).
Мистер Мэйбери решил избрать два пути одновременно. Объекты съемки действительно пропитаны художествами Бэкона. Та же размытость изображения, плоскостные аберрации, затемненность, терзаемая плоть. Но улетучилось, стерлось то, что сделало Бэкона великим английским живописцем середины ХХ века. Во взбунтовавшемся человеческом мясе виделось неизбывное страдание. Картина как молитва трещин разрезов, разломов, адресованная воцаренному «Ничто» и «Нигде». Режиссеру на абстрактное «ars longa…» плевать. Конкретика требуется. По этой причине вынужден зритель наслаждаться многоярусным целлюлитом мужеложников и завываниями «а-ля Роман Виктюк»: «Бокс – прекрасный аперитив к сексу»; «Коррида открывает клапаны чувств»; «Одиночество – мой единственный верный спутник» и т.д.
Режиссер материал проморгал. Только единожды выбрал правильное направление. Выбрал, чтобы тут же упустить. Речь идет о «печати жизненного опыта», которая «как шрамы на теле». Здесь есть где развернуться: ведь шрамы как немая остывшая боль. Много здесь правды о человеке. Недаром вальяжный Поль Валери заявлял: «Самое глубокое в человеке – это кожа». Правда, глубину передать невозможно без сущей безделицы – талант называется. А таланта у мистера Мэйбери – крупицы. «Любовное», «дьявольское» стягивается у него к оппозиции «эстеты – одноклеточные». Так презрительно называют посетители клуба «Колония» пролетариев; филистеров. Хороши крупнобедрые молодцы из рабочих кварталов: «У них там кольцами намотано…». Но творческих потенций – нуль. Ключевая сцена – Бэкон в пустом кинотеатре восторгается «Броненосцем “Потемкиным”». Тех, от кого «мужиком, чесноком, табаком» на такое действо силком не затащишь. Другая сцена – Бэкон, глядя на снулых служек, выносящих очередной шедевр: «Еще одна бисеринка уходит свиньям». Конечно, не легок выбор между крепким удом и унылым братанием с «плебеями».
Со-название фильма «Штрихи к портрету Френсиса Бэкона», пожалуй, к вышеназванной персоне отношения не имеет. Скорее, видны черточки, открывающие автора – Джона Мэйбери. Ибо режиссер совершил невозможное – интереснейшего художника презентовал как похотливого гея. Метафоры / эпифании заменил копошением в трусах, сюжетные гнилинки украсил цитатными цукатами. Запороть бэконовский «байопик» почти невозможно. Мэйбери таки исхитрился. Посему это скучное визуальное пойло получит пять зевков из пяти возможных. По любой критической шкале. И не более того.
