Халед (Шерван Хаджи) — сирийский беженец. Он не знает, кто именно бомбит его родной Алеппо — Россия, Америка или боевики ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в России). Зато твердо понимает одно — раскопав руины бывшего дома, нужно взять под руку уцелевшую сестру и бежать туда, где бомбы не сыплются с неба — в Европу. Скитаясь по ее юго-восточной части, Халед теряет сестру и засыпает на балкере с углем. Название этого судна —
Eira — мелькает одним из первых кадров, и, вероятно, отсылает к древнескандинавскому варианту слова «милосердие» (на живых языках о нем не сказать без нафталина).
Eira приплывает в мутно-серые Хельсинки, и случайная остановка Халеда в финском порту оказывается открывающей сюжетной рамкой.
«По ту сторону надежды» — вторая часть трилогии о беженцах, запущенной Аки Каурисмяки в 2011 году. Фабульный пунктир тот же, что и в «Гавре» (первом фильме трилогии, где речь шла об африканцах во Франции) — нелегальная миграция, прятки от полиции, случайная встреча с отзывчивыми финнами, которые и сами не в ладах с условностями законодательства. При всем этом происхождение протагониста-беженца (его сестры и иракского друга по несчастью) встроено в более острый и глобальный политический контекст. Не будет открытием сказать, что вопрос высокой мусульманской миграции в Европе неизбежно смыкается с двумя другими взаимообусловленными проблемами — терроризма и исламофобии. Опасаясь первого и самообличаясь во втором, финский миграционный суд желает Халеду «хорошего настроения» и предписывает вернуться в Сирию, где, по последним данным, уже тихо и безопасно. Правдивость этой информации веско показывает сравнительный монтаж, с помощью которого судебное заседание перетекает в телевизионные новости про очередные бомбежки в Алеппо. Халед смотрит их в центре для мигрантов и окончательно решается на нелегальную одиссею по Хельсинки.
При мощной политической повестке содержательный план фильма, конечно, не сводим к мусульманскому вопросу. Сюжетная линия Халеда с первых минут ленты сопрягается с историей финского коммивояжера Викстрёма (Сакари Куосманен), который уходит от жены и работы, а на внезапный карточный выигрыш покупает ресторан. Это место слабо тянет на приличный общепит, а больше походит на волшебную страну с муми-троллями — поваром, официанткой и метрдотелем. Викстрём и его работники отчаянно пытаются угадать современные тренды — обкладывают селедку пудом васаби и подают японцам — но все же остаются застрявшими в вечных 80-х. Кажется, что динамика картины как раз и возникает из соположения вынужденности побега сирийца, с одной стороны, и финских грез о движении и переменах — с другой. Персонаж Кати Оутенен (примы фильмографии Каурисмяки), который появляется здесь на пару мгновений, заявляет открыто, мол, устала от застоя и поедет веселиться в экзотические страны. Попутно это звучит и как творческая самоирония режиссера.
Огромное количество элементов фильма — от предметного антуража до диегетической музыки, от растворения финского и фарси в английском до убойного кулинарного вернисажа — расширяют социально-политическую проблематику картины. Каурисмяки показывает межкультурный трансфер в тех промышленных масштабах, которые достигнуты современным миром. Это и смешно (лаконичный юмор фильма тому доказательство) и горько. Ведь когда такая замечательная вещь, как межкультурная коммуникация подводится под знаменатель глобального капитализма, диалог становится отчужденным. Подхватывая эти сложные проблемные структуры, растерянные и потерянные, выдуманные больше тридцати лет назад характеры Каурисмяки продолжают колдовать над зрителями.
Читайте также: подборка «10 фильмов Аки Каурисмяки», новость «В Москве пройдет ретроспектива Аки Каурисмяки».
