Годам к десяти или одиннадцати я понял, что хочу снимать фильмы.
Я не большой фанат научной фантастики. Я, скорее, люблю фильмы, в которых создаются новые миры, целые вселенные, куда я смог бы сбежать на пару часов.
Я изучал английскую литературу. В учёбе я не блистал, но, снимая кино с единомышленниками по студенческому сообществу, я стал задумываться о той свободе повествования, которой упивались писатели на протяжении столетий. Я понял, что режиссёры располагают такой же свободой.
Кино — искусство субъективное: кому-то нравятся одни фильмы, кому-то другие. Но в каждом конкретном случае, когда я иду в кино, покупаю билет и усаживаюсь перед экраном, я хочу почувствовать, что люди, делавшие картину, считают её лучшей в мире. Что отдали ей себя без остатка и по-настоящему в неё влюблены. И не важно, соглашусь я с ними или нет, я хочу видеть их старания, мне нужна их искренность. Когда этого нет, возникает ощущение потраченного впустую времени, несвойственное для меня, когда я смотрю кино. 
Слово «жанр» уже стало бранным. Тебе приходится иметь дело с системой кодов и ритуалов, давно утративших свою силу. Я же пытаюсь найти современные эквиваленты, сила которых ещё не иссякла.
Я всегда стремлюсь к аналогии с лабиринтом. Если вы смотрите такую историю, то предпочли бы не подниматься над лабиринтом, чтобы видеть, как герои принимают неверные решения — это разочаровывает вас, как зрителя. На самом деле, вы хотите сами бродить по нему. Это куда более захватывающе. Я сам люблю быть в лабиринте.
Я всегда был фанатом Ридли Скотта, ещё с детства. «Чужой» и «Бегущий по лезвию» потрясли меня, потому что в них я погружался в новые необычные миры. По тем же причинам я являюсь огромным поклонником Стэнли Кубрика. 
«Схватка» для меня всегда была замечательной демонстрацией того, как вы можете создать огромную вселенную в одном городе и наилучшим образом управлять очень большим количеством персонажей и их эмоциями.
Думаю, что любой, кто смотрит нуар или психологический триллер, всегда клюнет на страх, который вызывает всякая конспирология. Я сам его испытываю: подумать только, кто-то контролирует мою жизнь. Это близко каждому — и потому эти жанры настолько успешны: ведь материал черпается из первичных страхов человека.
Как сценарист и режиссёр вы можете ухватить какой-нибудь резонирующий со зрителем символ или образ — и совершенно необязательно до конца понимать его смысл.
Из современных фильмов ушло чувство реальности. Я чувствую, как кино становится всё менее реалистичным.
Я не особо люблю смотреть фильмы в 3D, так как считаю, что хорошо снятое и показанное кино уже имеет трёхмерное качество. У меня есть определённый скепсис к новым технологиям.
Нынешние актёры не желают позиционировать себя кинозвёздами — в отличие от звёзд прошлого. Смотришь на Кристиана, неважно в маске он или без, и понимаешь, что перед тобой один из величайших актёров современности. Но он стремиться к тому, чтобы в каждом фильме быть разным. Он не хочет, чтобы зритель приходил на «фильм с Кристианом Бейлом». Ему надо, чтобы зритель видел героя, которого он играет. 
Меня с детства интересуют сны. Я всегда поражался мысли, что пока мы спим, наш мозг создаёт в снах целый мир, и вы чувствуете его так, будто он существует на самом деле.
Если бы я мог украсть чьи-то сновидения, то я бы остановился на Орсоне Уэллсе.
Единственное ремесло, которое когда-либо имело для меня смысл помимо режиссуры, это архитектура.
Я никогда не считал себя счастливчиком. По правде говоря, я самый невыносимый пессимист.
нашего сайта (и не только)
