«Ambition makes you look pretty ugly»i — пел Том Йорк в самом мейнстримном человеконенавистническом альбоме девяностых * («OK Computer» группы Radiohead, вышедший в 1997 году). У начинающего режиссёра Кристофера Нолана амбиций было слишком много, чтобы прислушаться к любимой группе. Пару лет назад он закончил факультет литературы Лондонского университета — выбирал, конечно, не по любви, а из-за неограниченного доступа к университетской кинолаборатории. Вместо написания эссе про Шекспира и Мильтона Кристофер учил товарищей по киноклубу снимать и монтировать, а к моменту выпуска уже имел неплохую карьеру в коммерческой съёмке. Сейчас, в 1997 году, он пытается заработать на плёнку для своего первого полнометражного фильма: вуайеристского нео-нуара об ищущем вдохновение писателе, который с подачи загадочного знакомого проваливается в мир гангстеров, роковых женщин и предательства. Письма с отказами от продюсеров и дистрибьюторов копились быстрее, чем деньги, так что ещё до конца съёмок Кристофер начал задумываться о создании собственной продюсерской компании.
Кристофер Нолан ещё не стал режиссёром, по личной просьбе которого компания IMAX изобретёт камеру с возможностью обратной съёмки. Он ещё не может заказать разработку кастомных объективов ради одной единственной сцены. Пока он снимает на школьную 16-миллиметровую камеру, а на неё не получится запечатлеть размах и грандиозность любимых «Звёздных войн». Но уже можно заимствовать у настолько же любимого Ридли Скотта: обещание существования большого мира за границами кадра из «Бегущего по лезвию», изоляцию среди необъятной темноты из «Чужого» — пусть в случае Нолана темнота только метафорическая. Ещё с детских экспериментов с экшен-фигурками и подаренной ему на восьмилетие родителями камерой «Супер 8» он уверен, что результат хорошей творческой работы — трансформация медиума под влиянием авторского голоса. Технические ограничения дебюта заставляют его искать свой голос в драматургии: временные линии в «Преследовании» петляют и наслаиваются друг на друга, безработный писатель бродит по Лондону и за очередным поворотом упирается в свои же следы.
Победа «Преследования» на нескольких фестивалях независимого кино позволяет Нолану окончательно переехать в США и получить небольшой бюджет на второй фильм. Для режиссёра, чьё имя стало синонимом запутанного повествования и онирическогоi бреда, такое развитие карьеры выглядит удивительно линейным. Но оно имеет смысл для творца, который ставит своей целью исследование и преодоление: рамок медиума, возможностей оборудования, лимитов собственной креативности. Каждый новый фильм должен быть лучше, масштабнее и инновационнее, чем предыдущий. Сейчас его Голиаф — время. В «Мементо» Кристофер выворачивает наизнанку идею своего младшего брата и соавтора Джонатана: рассказ о пациенте психбольницы, неспособном формировать новые воспоминания после нападения грабителей, становится классическим триллером о мести. Леонард Шелби много лет расследует убийство своей жены, но каждое утро его жизнь начинается заново — предыдущие события приходится восстанавливать по фотографиям, запискам и татуировкам. Поток времени раз за разом разрывается, лишая Леонарда идентичности и шанса на успех. В «Бессоннице» — голливудском ремейке норвежского нордик-нуара — время, наоборот, растягивается. Детектив Дормер застывает в полярном дне, запертый в аляскинской глуши наедине с ошибками прошлого. Он пытается сбежать от времени, а не догнать его, и мечтает об обновлении, к которому приговорён Леонард. Когда Дормер искупает свою вину и засыпает вечным сном, на смену дню приходит ночь.
Продюсерская компания Syncopy («потеря сознания» — угадывается «Головокружение» Хичкока) начинает полноценную работу, а Warner Bros предлагают Нолану место режиссёра нового «Бэтмена». Большие бюджеты и доверие индустрии наконец приближают его к повторению — а в перспективе даже превосходству — технического чуда «Звездных войн». Здесь заканчивается традиционная хронология фильмов Нолана: теперь каждый его фильм — первый. Например, «Тёмный рыцарь» — первый игровой фильм, снятый на IMAX и первый фильм про супергероев, получивший актёрский «Оскар». Для «Дюнкерка» создадут новую технологию съёмки на воде, а для «Довода» разработают специальную камеру и откроют с десяток локаций, ранее недоступных киношникам. Предстоящая «Одиссея» снята на IMAX целиком, а билеты в кино продаются за целый год до релиза — тоже впервые в новейшей истории Голливуда. Категорий «первости» бесчисленное множество, но критерий, по сути, один: Нолан успешно применяет тактики и техники, которые более традиционные фильммейкеры сочли бы невозможными, бессмысленными или вовсе обречёнными на провал.
Но сейчас Кристофер учится осваивать бюджет и пытается сжиться с новообретённой ролью популярного режиссёра. В конце XIX века, когда в каждом доме обитают призраки, а на каждой площади поджидают пророки, два фокусника вступают в смертельное противостояние. Борден исполняет новый трюк с перемещением человека — такой впечатляющий, что его секретом может быть только истинная магия. Энджиер, соперник Бордена, знает, что магии не существует. Он обращается к науке, и спустя полсотню неудачных прототипов гениальный затворник Никола Тесла создаёт для него работающую машину телепортации. Секрет Бордена же намного проще: брат-близнец. Решение настолько популярное и примитивное, что Энджиер даже не мог рассматривать его всерьёз. Несмотря на фирменное непоследовательное повествование и ужасающее количество сюжетных поворотов, «Престиж» — самый прямолинейный фильм Нолана. Кино — это не магия, а тщательно сконструированный обман, где каждое слово и каждое движение камеры служат исключительно для удовлетворения доверчивой аудитории. Копнув глубже, человек достаточно способный и циничный может стать визионером, но остальных ждёт только разочарование, так что, возможно, и стоит оставаться в неведении.
«Темный рыцарь» бьёт рекорды по кассовым сборам, и Кристоферу дают карт-бланш на производство следующего фильма. Подходящий сценарий пылится в его столе с конца 1990-х, когда повсеместное распространение интернета заставило Алекса Пройаса и сестёр Вачовски, а за ними и Нолана, задуматься о границах реальности. Функцию симуляции здесь выполняет мир сновидений, а герои (во главе с тёзкой загадочного вора из «Преследования») — его захватчики, а не естественные обитатели. Они борются не со временем, а с пространством своего разума. Время здесь может бунтовать и путаться, но оно — лишь данность, с которой нужно сосуществовать. «Начало» — первый после дебюта полностью самостоятельный фильм Нолана, и он служит чекпойнтом, фиксирующим его возможности и умения как сформировавшегося автора с доступом к большим ресурсам. Сейчас лучше всего Нолан умеет обещать. Каждая сцена и строчка диалога в «Начале» готовит почву для исследования метафизических, почти эзотерических вопросов — о сущности творца и природе творения, трансцендентальности сознания и свободе выбора, — но они так и остаются неозвученными. Падкие на недосказанность фанаты видят в этом ещё одну загадку, оставленную заботливым гением, а хейтерам обманутые ожидания мешают насладиться крепким стильным боевиком.
Как библейские описания рая и ада, сеттинг в фильмах Нолана зачастую условный. Через полчаса утрированного экшена обязательно появятся Джозеф Гордон-Левитт или Майкл Кейн, которые всё объяснят. Но объяснение выйдет настолько вычурным и нелепым, что при первом просмотре легче отбросить нарратив и целиком положиться на картинку и звук. Всё равно зритель сначала сходит в кино, а потом наткнётся на фильм по телевизору или в рекомендациях стриминга, и именно накопившиеся вопросы сделают его достойным пересмотра. Такой подход даёт Нолану возможность по максимуму реализовывать технические амбиции и поддерживать интерес к своему творчеству после театрального релиза. Сейчас ему за сорок, он один из самых кассовых и любимых режиссёров своего времени, и он наконец-то покорил космос. В «Интерстелларе» он заглядывает в «после». Что станет с твоими детьми после твоей смерти? Возможны ли жизнь после конца света и доверие после невыполнения обещаний? Что делать после утраты последней надежды? Нолан окончательно смирился со временем: оно всё ещё своенравное и непознаваемое, замирает, как лёд на планете Манна, или сбивает с ног, как цунами на планете Миллер. Но теперь оно может приносить успокоение, если смотреть под правильным углом. Купер не успел бы спасти мир или застать апокалипсис вместе с семьёй, но через хитросплетения времени смог увидеть их в последний раз. Этого достаточно. Всё идёт своим чередом.
Время нельзя подчинить, но его можно использовать. В «Дюнкерке» повествование разбито на три части: неделя из жизни солдат на земле, день волонтёров-спасателей на воде, а для лётчиков в небе проходит всего час. Временные линии сближаются, а когда они сойдутся воедино, триста тысяч солдат будут спасены. Нолан больше не оставляет намёков, он укомплектовал свой инструментарий и хочет снимать красивые зрелищные фильмы. Тихий и обезличенный «Дюнкерк» показывает, что война — это коллективное усилие и коллективная ответственность. Время здесь чисто утилитарно, оно необходимо, чтобы позволить свершиться грандиозному финалу.
По мнению Warner Bros, производство «Дюнкерка» требовало слишком много затрат для настолько неактуальной и неизвестной американцам истории. Только имя Нолана и драфт сценария позволили переубедить студию, а номинации на Оскар за лучший фильм и лучшую режиссуру окончательно закрепили доверие индустрии. По уже отработанной схеме Нолан повышает ставки: над сценарием «Довода», своего третьего полностью оригинального проекта, он работал почти двадцать лет. «Довод» продолжает заложенную в «Преследовании» и «Начале» идею авторского твиста на жанровое кино, но вместо разрушения человеческого разума его герои-шпионы нацелились на непрерывность времени. Одним нажатием кнопки временной поток можно пустить в обратном направлении, из прошлого вызывая желаемые события в настоящем. Здесь время тоже утилитарно, но теперь оно помогает не драматургии, а чистому злу. Как ядерные коды из «Протокола Фантом», золотые слитки из «Голдфингера» или амулет Остина Пауэрса, игры со временем — способ, которым антагонист достигает своей цели, а не повод для размышлений. «Я не тот режиссёр, который пытается что-то сказать» — заявляет Нолан, и в подтверждение взрывает самолёт на взлётной полосе действующего аэропорта, три месяца строит город в пустыне, чтобы разрушить его за три часа, и скидывает Роберта Паттинсона с самой высокой башни Индии. За три часа хронометража почти не слышно диалогов: весь нарратив выстроен визуально. «Довод» — уже не чекпойнт, а шоукейс. Сюжет фильма держали в тайне до самой премьеры, чтобы доведённые до мастерства приёмы Нолана — стремление покушаться на нерушимое, усложнённое повествование и безмерное использование практических эффектов — произвели максимальное впечатление на неподготовленного зрителя.
Фраза «смотри, как я могу» редко приводит к хорошему исходу. «Довод» провалился в прокате. Концентрированный Нолан может быть не только зрелищным, изобретательным и иммерсивным, но и давящим, сухим и сбивающим с толку. Путешествия во времени, правительственные заговоры, тайные общества, абьюзивные отношения, похищения картин и ядерная угроза не умещаются в рамки связной картины. Попытка намеренно сконструировать свой magnum opus может обернуться кажущейся стагнацией, а в худшем случае — прямым обманом зрителя, желанием быть красивее и умнее, чем ты есть на самом деле.
«Оппенгеймер» заставляет думать, что «Довод» скорее был финальными титрами, символизирующими конец кричащей и прямолинейной эпохи «Звёздных войн». Холодная война подарила культуре расцвет жанра научной фантастики, а юному британцу Кристоферу Нолану — ещё и дебютный сольник Стинга, фильмы «Нити» и «Когда дует ветер». Сочетание естественного для Нолана желания «сделать байопик, какого раньше никто не делал» и детской уверенности в скором ядерном апокалипсисе придаёт ему долю субъективности, необходимую для живого, иногда даже чуткого, изображения потерянного между страхом и виной Оппенгеймера. Как и «Дюнкерк», фактуру для которого Кристофер черпал из рассказов дедушки-солдата, сдержанный и замкнутый «Оппенгеймер» находит баланс между мегаломанией и нарративной целостностью, стремлением быть красивее и умнее и желанием проявлять гибкость в его реализации. Время непоколебимо, и теперь Нолан пытается покорить смерть. Для режиссёра, который буднично взрывает самолёты и разрушает стадионы, ядерный гриб в кульминации «Оппенгеймера» выглядит разочаровывающе невзрачным. Но решение пожертвовать зрелищностью в пользу нарратива впечатляет ещё больше: невзрачность гриба контрастирует с катастрофическими последствиями.
Radiohead впервые за семь лет едут в тур. Кристофер Нолан снимает древнегреческий эпос — жанр, в котором сложно казаться больше, чем ты есть, ведь что может быть больше мифа? За год до премьеры не известны ни сюжет, ни полный каст «Одиссеи», но билеты в кинотеатры уже распроданы. Возможно, в 2025 году вопрос должен звучать так: может ли миф о Кристофере Нолане быть больше мифа об Одиссее?
нашего сайта (и не только)
