75-й Берлинский фестиваль стартовал 13 февраля — и сразу с неожиданной ноты: впервые за несколько лет под конец первого дня немецкую столицу запорошило снегом (и он все еще идет!). Причиной тому, быть может, кадровые перестановки, вступившие в силу как раз в этом году, — директором юбилейного смотра стала американка Триша Таттл. Предполагалось, что это назначение заставит фестиваль пережить перезапуск, но пока, кроме снега, налицо одни проблемы — то с реакцией кинематографистов на позицию Германии по палестино-израильскому конфликту, отчего до Берлинале доехало не так-то много интересных проектов, то банально с организацией показов.
Смотр открылся мелодрамой «Свет» немецкого режиссера Тома Тыквера — его имя знакомо широкой аудитории по «Беги, Лола, Беги». В центре сюжета — классическая дисфункциональная семья, олицетворяющая собой всю разрозненную Германию. Отец (Ларс Айдингер) работает маркетологом и продвигает принцип осознанности, хотя не следует ему; мама (Николетт Кребиц) пытается выбить грант на постройку театра в Найроби; 17-летняя дочка балуется запрещенными веществами, по-максималистски выговаривает родителям за все их грехи и сторонится секса; сын, ее брат-близнец, баррикадируется в комнате и проводит дни в VR-игре. Когда домработница семьи умирает, на смену ей нанимается сирийка Фарра — и тут же пытается наладить семейную коммуникацию с помощью экспериментальной световой терапии.
Фильмами открытия обычно выбираются ленты, которые вроде бы задают тон смотру, но делают это ненапряжно — своеобразный низкий старт перед десятидневным калейдоскопом фестивального кино. По «Свету» сложно сказать, с какой именно ноты планировалось начать 75-й Берлинале. Тыквер попытался высказаться на тему мигрантов — в итоге сделал это эксплуатационно. Постарался охарактеризовать Германию — но сделал это такими широкими мазками, что из сатирического портрет превратился в карикатурный. Решил поэкспериментировать с жанрами — и лишь намешал странное и нер(о)вное попурри из танцевальных номеров, социальной рекламы, анимации и неправдоподобных семейных разборок.
Показы конкурсных фильмов стартовали с медитативной ленты китайского постановщика Мэн Хо «Жить на этой земле». На примере одной семьи, глазами десятилетнего мальчика, картина рассказывает, как Китай переживал социально-экономическую трансформацию после реформы 1991 года. Смотреть этот фильм будет явно интереснее тем зрителям, кто погружен в историю страны, но и незнатокам понаблюдать за сельской жизнью и традициями местных тоже будет любопытно.
Одной из ожидаемых премьер этого Берлинале было конкурсное «Горячее молоко» — режиссерский дебют Ребекки Ленкевич, написавшей вместе с Павлом Павликовским сценарий оскароносной «Иды». Это семейная (снова!) драма, концентрирующаяся на этот раз на отношениях матери (Фиона Шоу) и дочери (Эмма Маки). Героини приезжают в Испанию ради лечения: родительница, Роуз, годами страдает от таинственной болезни, из-за которой не может ходить, и нередко вымещает недовольство на дочери Софии, без двух минут антрополога. Когда София знакомится с экстравагантной путешественницей Ингрид (Вики Крипс), быт семьи начинает потихоньку рушиться.
«Горячее молоко» — экранизация одноименного романа Деборы Леви, с ней Ленкевич консультировалась по поводу сценарной адаптации. Оператором выступил Крис Бловелт, известный, например, по «Маю декабрю», «Не волнуйся, он далеко не уйдет» и «Первой корове». Под солнцем Альмерии разыгрывается сюжет-перевёртыш, в котором замешаны тайны прошлого Роуз, попытки Софии разобраться в себе и причинах болезни и поведения матери и, наконец, любовные переживания. Ровной ленту назвать нельзя — хочется сделать скидку на дебютный опыт, — но и глаз от нее не оторвёшь.
В копилку дисфункционально-семейных драм первых берлинских дней — мексиканская «Дьявол курит» и венгерская «Обратный рост». В первой пятеро маленьких детей, живущих вместе с бабушкой, никак не дождутся прихода родителей с работы. Воображение играет с ними злую шутку, а бабушка, кажется, понемногу взаправду сходит с ума. Звучит страшновато, но на деле ленту можно назвать скорее просто симпатичной, но не выдающейся интерпретацией жанра coming-of-age.
«Обратный рост» же — суровая монохромная картина о попытке отца скрыть вину сына: якобы из-за 14-летнего подростка, не способного толком контролировать свой гнев, в больнице с черепно-мозговой травмой оказалась его ровесница. Оба фильма — дебюты. Оба, как и большинство показанных в начале фестиваля проектов, отмечают: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
