Гарет Эдвардс: «Иногда я ловил себя на мысли: «Аааа, ты командуешь Дартом Вейдером!»

Еще со времен самых первых тизеров «Изгой-один» был причислен к военным фильмам. У вас были какие-то ориентиры в этом жанре?

Вообще передо мной стояла противоречивая задача: пытаться сделать так, чтобы это кино было очень похоже на «Звездные войны», но при этом совсем другое. У Джорджа Лукаса можно заметить в сюжетах огромное влияние Первой и Второй мировых войн, немного Вьетнама, а в новой трилогии — совсем чуть-чуть войны в Персидском заливе. Поэтому, что ни говори, а «Звездные войны» всегда были отчасти военным фильмом — на то они и «войны». Я посчитал, что неплохо бы эту территорию изведать потщательнее: увеличить милитаристскую составляющую, но остаться во всем знакомой вселенной. Вдохновлялся битвами Второй мировой в южно-тихоокеанском регионе: война, смерть и кровь в идиллических тропических локациях — отличный контрапункт. На мой фильм очень повлияли картины о Вьетнаме, и в частности самая главная из них — «Апокалипсис сегодня». Я, конечно, не сравниваю «Изгой-один» с этим безусловным шедевром, это было бы слишком самоуверенно с моей стороны. Но некоторые визуальные отсылки я конструировал сознательно. Например, у нас повстанцы на голове носят что-то очень похожее на знаменитый шлем М1 времен вьетнамской войны, хотя, в то же время, это вариация на тему шлемов эндорцев из «Возвращения джедая». Просто если на воина в условиях тропического сражения напялить классический шлем повстанцев, это будет выглядеть не очень органично. Так что нам надо было внести сюда элемент земной истории.

Как вы снимали феноменальную финальную битву?

Мы нарушили все правила. Обычно в фильмах как бывает: вы снимаете одну сцену, готовитесь к ней, рисуете раскадровку, объясняете всем, что делать, репетируете, и к моменту, когда начинается непосредственно съемка, все присутствующие более-менее спокойно и уверенно эту сцену отрабатывают. У нас же тут был сплошной хаос. Мы ничего не репетировали, я просто говорил актерам в экшен-моментах: «Эти парни атакуют отсюда, вы бежите сюда, а вот там происходит взрыв, потом вы падаете, встаете и продолжаете бежать. Мотор!» Мы не оттачивали все это до совершенства, поэтому было много опасных случайностей, многие из которых оказались очень кстати. Мы ныряли с камерой в разные точки битвы, и там обязательно происходило что-нибудь захватывающее. Бутафорские пушки стреляли пулями для пневматического оружия, и они отскакивали от брони с искрами. То есть теоретически у каждого был шанс оказаться подбитым. Каскадерам было запрещено стрелять в актеров, но у некоторых наших звезд на теле обнаруживались синяки аккурат там, где на их латах были метки от пуль. В общем, все вошли в кураж и принялись палить направо и налево, нарушая правила безопасности и получая от этого удовольствие. В это же время взрывы добавляли еще большего веселья. У нас на площадке работал знаменитый фотограф, который прославился своими военными кадрами. Так он утверждал, что временами ему просто насильно приходилось напоминал себе: «Это всего лишь кино, это не по-настоящему».

Вообще трудно вводить новых персонажей в эту всем знакомую вселенную?

Ну, для начала я сделал список всех персонажей, которых я хотел бы включить в фильм. А потом мы начали исключать одного за другим, потому что по тем или иным причинам они не могли быть задействованы — галактика не настолько тесная. В итоге остались по большей части только новые персонажи, и в какой-то момент я понял, что чем меньше в истории старых, тем больше мне нравятся новые. Здесь у нас все происходит примерно во времена «Новой надежды», но в основном места действия совсем другие. Было бы неправильно выстраивать фильм, цепляясь за прошлое. Да, сначала тебе хочется, чтобы он состоял из одних только отсылок к классической трилогии, но всегда есть люди из Lucasfilm, готовые тебя одернуть. Поэтому за все наши «пасхалки» нам пришлось побиться, они по-настоящему заслужили место в фильме. Более того, все их легко можно убрать из сюжета, и он от этого ничего не потеряет.

Но там есть Дарт Вейдер — самый знаменитый злодей саги.
 
На самом деле, у этого персонажа — даже именно у этой его инкарнации, у Вейдера, а не Энакина Скайуокера — много разных граней. Тебе кажется, что актер надел костюм — и готово, перед тобой Дарт Вейдер. А потом ты понимаешь, что с этим героем легко облажаться. Мы долго искали того, кто обладал бы нужной осанкой, проглядывающей даже сквозь маскарад. Я раньше этого не замечал, но он всегда выше всех в кадре, даже когда приближается издалека, поэтому Лукас поднимал камеру так, чтобы голова Вейдера возвышалась над всеми, кто на переднем плане. Конечно, его шлем претерпевал изменения и выглядел лучше с каждой серией классической трилогии. Помню, мы с парнями из ILM (Industrial light & magic — компания, ответственная за визуальные эффекты. — Прим.) смотрели «Новую надежду» и отмечали, что на этом вылепленном вручную шлеме даже видны остатки клея, царапины и отпечатки пальцев. В Эпизоде III его усовершенствовали настолько, что даже от асимметрии маски избавились. Но мы хотели сохранить эти недостатки, ассоциирующиеся у нас с оригинальным Вейдером. Также важным было правильно воспроизвести звук его механического дыхания, потому что без него этого персонажа не существует. Как и без голоса Джеймса Эрла Джонса.

У вас как у фаната, наверное, сердце останавливалось, когда доходило до сцен с Вейдером?

Ха-ха, да, я падал в обморок, и он делал мне искусственное дыхание, не снимая шлема! Впервые Вейдер появился на площадке, когда мы тестировали камеры. Его роль в этот день исполнял дублер, который оказался суперфанатом саги. Настолько хардкорным, что он притащил свой потрясающе детализированный костюм, который сам же соорудил. Включая маску со встроенным звуковым симулятором и соответствующим дыханием. Это происходило в павильоне в одной из имперских декораций, отстроенных для «Пробуждения Силы». Я туда пришел, немного потерялся, блуждал по коридорам, не мог никого найти. И вдруг слышу за углом эхом отдается это «кххххху, кхххххху» (имитирует дыхание Вейдера). Серьезно, я чуть не обделался от страха — 40-летний мужик во мне сразу же превратился в испуганного четырехлетнего пацана. Потом страх сменился восхищением — я подошел к Дарту и обомлел. Не хотелось ничего ему говорить, давать указания, быть режиссером. А просто хотелось стоять там и смотреть на него снизу вверх. Но довольно быстро это прошло, и через пару дней уже благоговение сменилось деловитостью. Хотя иногда я все еще ловил себя на мысли: «Аааа, ты командуешь Дартом Вейдером!» — но тут же брал себя в руки.

Видимо, это же касается работы над проектом в целом. Вы ведь фактически позволяете себе всякого рода вольности с артефактами из вашего — нашего — детства?

Вся наша съемочная группа прошла через эту гиковскую прострацию. Помню, мы как-то работали над дизайном шлемов для штурмовиков, и это был первый день на площадке помощника режиссера. Так вот, мы обсуждаем, такие все из себя профессиональные — мол, наверное, тут надо сделать немного покороче, а тут добавить немного другого цвета, и все в таком роде. Наш помреж какое-то время сидел с расширенными глазами, а потом не выдержал и такой говорит: «Извините, я не могу больше молчать. Это просто самое охренительное рабочее совещание в моей жизни! Мы на полном серьезе обсуждаем шлемы штурмовиков!» Остальные начали ржать: «Да, да, мы помним, как сами были такими же еще несколько месяцев назад». Даже через какое-то время это чувство не то чтобы исчезает совсем, просто оно становится нормальным. А то ведь невозможно ничего сделать, когда постоянно находишься в состоянии фанатского паралича.

Расскажите, насколько важно было сделать главным персонажем женщину?

Вообще, дело не в поле героя — во вселенной «Звездных войн» женщины всегда были на одной ступени с мужчинами: нереально крутыми, могли за себя постоять, обладали властью и внутренним стержнем. Просто от физически хрупкой Джин (Фелисити Джонс) меньше всего ожидаешь геройств, и это создает интересное противоречие. Мне не хотелось, чтобы центральный персонаж был рожден спасать галактику. Примерно об этом уже рассказали в «Новой надежде», и незачем было повторяться. Так что у нашей главной героини нет никакой особой миссии, предназначения свыше и суперспособностей. Но что-то случается в ее жизни, что ведет ее на путь опасности, так что галактику ей спасать все же придется. Это история о том, что даже самые правильные поступки в жизни могут на поверку оказаться губительными. Здесь есть хорошие люди, которые делают ужасные вещи, потому что просто тупо ошибаются в своих взглядах. Есть также и плохие люди, которые делают добро. Никакой черно-белости в борьбе добра со злом. В этом плане, мне кажется, история больше соответствует современным методам повествования, несмотря на ее ощутимый винтажный дух. Многим кажется, что достаточно взять любой сюжет в любом жанре, поместить действие в космос, налепить ярлык «Звездные войны» — и готово. Но нет, это так не работает.

А как работает? Что, помимо очевидных атрибутов вроде Дарта Вейдера и Звезды смерти, делает это кино именно «Звездными войнами», а не просто космической фантастикой?

У каждого на этот счет есть свое мнение, но все фильмы саги так или иначе связаны несколькими общими признаками. Обязательно должна присутствовать история семьи. Добро должно превращаться в зло и наоборот. Это должен быть ансамбль с кучей героев равновеликой значимости, эпическое полотно, разворачивающееся на фоне войны, но главное в нем всегда — личная, человеческая история. Вообще не знаю, насколько мы в этом преуспели, но мы старались обыграть тягу Джорджа Лукаса к архетипам классических историй. Он брал этих персонажей, препарировал их и переосмыслял. И в итоге превратил мудрого наставника в маленького зеленого гоблина, а героя разделил надвое и создал Люка и Хана. Поэтому мы тоже позволили себе поиграть немного с этими архетипами, но уже на основе лукасовской вселенной — перемешать персонажей, поделить, синтезировать, поменять ярлыки. Например, K-2SO получился помесью Чубакки и С-3PO. То есть он, конечно, дроид, но ведет себя, как самый настоящий вуки.

Душераздирающе мычит?

Да если бы, тарахтит без умолку. Но он как-то очень уж патологически верен своему другу. Так что да, мы пытались сделать «Звездные войны», которые были бы не похожи на «Звездные войны», а это задача та еще. Знаете, еще проблема была в том, что это всего лишь двухчасовое кино, а идей у нас поначалу было часов на 10. Поэтому пришлось играть в «Дженгу» — медленно, одну за другой, все эти идеи вытаскивать и надеяться, что вся конструкция не обрушится к чертям. Слава богу, что есть игрушки и интернет, которые позволяют фанатам более детально знакомиться с этим миром. Когда я рос, одним из моих любимых персонажей был наемник в «Империи», потому что у меня была его фигурка. Я захотел вставить его в «Изгой-один», мы кинулись искать сцены с его участием, и поняли, что он присутствует всего лишь в одном кадре. Мой мир рухнул. «Как, в одном кадре? — говорю я. — Но я ведь с этой фигуркой полгода играл!» Вот это еще одна важная характеристика «Звездных войн». Из каких-то маленьких и на первый взгляд незначительных деталей можно построить целый мир. И именно так возник наш фильм — фактически из одного абзаца текста на экране в «Новой надежде». Это как ужасно заразный вирус, подхватить который — одно удовольствие.