Педро Альмодовар: «Главный герой «Джульетты» — боль».

Свой юбилейный, двадцатый по счету проект вы разрабатывали изначально как англоязычный фильм с Мэрил Стрип в главной роли. Почему вы отказались от этой идеи?

Чтобы снять кино, я должен полностью прочувствовать историю — перенести ее на свою территорию. В Испании, скажем, дети никогда совсем не покидают своих родителей: связь между ними не рвется. А вот в Америке другая культура и другое отношение к семье, с которыми я не очень близко знаком. Именно поэтому англоязычный проект упорно не складывался. После очередных переговоров я вернулся домой и положил сценарий на полку. Лишь три года спустя, когда я понял, что могу перенести историю в родную Испанию, я смог вернуться к проекту. Тогда же в нем появился еще один важный для меня элемент, который отсутствовал в первоначальных вариантах: чувство вины.

Когда на главную роль рассматривалась Мэрил Стрип, речь шла о том, что она сыграет и молодую, и пожилую Джульетту. Но решив сделать фильм на испанском, вы пригласили на роль Джульетты двух актрис — Адриану Угарте и Эмму Суарес. С чем связано это изменение в концепции?

Как минимум, с тем, что с Мэрил Стрип это было бы совершенно другое кино... А вообще я не сторонник того, чтобы одна актриса воплощала все возрасты персонажа. Точнее так: я допускаю применение этого метода в театре, но отвергаю его в кино. Человека, конечно, можно искусственно состарить с помощью макияжа, но я не доверяю этому инструменту. Я уверен, что двадцатипятилетней девушке практически невозможно сыграть женщину, которой за пятьдесят. У нас все просто: Адриана Угарте играет Джульетту от двадцати пяти до сорока, Эмма Суарес — после. Тут дело даже не в морщинах, это нечто более глубокое: течение времени оставляет на каждом человеке свой отпечаток, и это проявляется как снаружи, так и внутри. Угарте и Суарес блестяще справились с теми задачами, которые я перед ними ставил. Они уверенно взошли на мой личный Олимп, где уже находятся другие мои музы: Пенелопа Крус, Кармен Маура, Виктория Абриль, Мариса Паредес и Сесилия Рот.

В основе картины — три новеллы знаменитой канадской писательницы Элис Манро. Чем они вас зацепили изначально? И что от этих новелл осталось в финальной версии фильма?

Мне вообще очень нравятся работы Манро. Права на экранизацию ее рассказов я приобрел около десяти лет назад. Больше всего меня привлекла, пожалуй, история с поездом, которая как раз и осталась в картине. Для меня было важно, чтобы молодая Джульетта пережила и смерть, и любовь — ту плотскую любовь, которая приводит к зарождению новой жизни (именно в поезде Джульетта познакомилась со своим будущим мужем. Там же она впервые столкнулась со смертью — ее сосед по купе решил покончить с собой. — Прим. ред.). Но по мере того, как этот проект развивался, я все дальше и дальше отходил от Элис Манро. Хотя бы потому, что при переводе с английского на испанский, а с языка литературы на язык кино невозможно сохранить ни стиль, ни сюжет. Почитатели Элис Манро не увидят в моей «Джульетте» ее рассказы, но увидят дань уважения канадской писательнице.

Что, помимо новелл Элис Манро, вдохновляло вас во время работы над «Джульеттой»?

Между «Джульеттой» и моими предыдущими фильмами о матерях существует огромная разница. Я и сам до недавнего времени не осознавал, как велико влияние, которое оказала на те картины моя собственная мать. А вот Джульетта — мать совершенно другая. Гораздо более хрупкая, более слабая. При создании этого персонажа я черпал вдохновение, как ни странно, в себе самом.

«Джульетта» — чистая драма. На удивление печальный фильм, лишенный присущей вашим картинам иронии. Это чувствуется особенно ярко, поскольку вашим предыдущим проектом была совершенно безумная комедия «Я очень возбужден». С чем связан выбор столь серьезной интонации для «Джульетты»?

После картины «Я очень возбужден» мне хотелось сделать принципиально иное кино — мрачное и драматичное. Главный герой этого фильма — боль. И юмор в нем совершенно неуместен. Так что я всячески себя сдерживал и намеренно убрал все эксцентричные сцены из финальной версии «Джульетты».

Обращает на себя внимание и скудное музыкальное оформление, не характерное для ваших предыдущих работ. Так было задумано изначально?

Впервые увидев рабочую версию «Джульетты», композитор Альберто Иглесиас, с которым я работаю уже двадцать лет, сказал, что этому фильму вообще не нужна музыка. Он понравился ему, так сказать, «голым». Я и сам очень долго и мучительно размышлял на эту тему. Я был как никогда близок к тому, чтобы полностью лишить свой фильм музыкального сопровождения. И все же не смог. Поэтому я настоял, чтобы Альберто принял участие в работе над фильмом. Музыка всегда была важнейшим для меня инструментом: вместе со сценарием она создает структуру сюжета, формирует скелет всей картины. Действие «Джульетты» развивается прямолинейно. Фильм начинается с того, как дышит героиня под красным платьем, и это «дыхание» стало ключевым элементом и при монтаже, и при создании музыкального оформления.

С кем из зарубежных актрис, помимо Мэрил Стрип, которую вы намеревались пригласить в этот проект, вам бы хотелось поработать на съемочной площадке?

Я уже не раз приступал к разработке проектов не на испанском языке. Но ни один из них не дошел до стадии съемок — в последний момент я всегда отступал. Побаивался, наверное. Даже не знаю, наберусь ли я смелости в будущем. Но если говорить не о конкретных планах, а о режиссерских мечтах, мне бы очень хотелось поработать, к примеру, с Катрин Денев.

В настоящее время мы наблюдаем качественные изменения в сериальной индустрии по всему миру. На телевидение приходят большие режиссеры, ранее работавшие исключительно в полном метре, — Скорсезе, Финчер, Содерберг, Куарон. Вы никогда не задумывались о том, чтобы снять сериал? Рассказать длинную историю, которой тесно в рамках двухчасового полного метра?

Время от времени мы с братом (продюсером Агустином Альмодоваром. — Прим. ред.) раздумаем на эту тему. Но переходить к конкретным действиям я пока не готов. Не сейчас.