Верзила-бельгиец Али (Маттиас Скунартс), прихватив с собой пятилетнего сына (которым мать, по-видимому, не слишком интересуется), отправляется в поисках лучшей жизни на Лазурный Берег, в Антиб. Там у него живёт сестра, тихо ворующая продукты по месту работы (в типовом до тошноты супермаркете) и готовая приютить приезжих родственников. Али устраивается охранником в ночной клуб и в один прекрасный вечер выручает из беды Стефани (Марион Котийар) — роковую с виду (почти из линчевского неонуара) красотку в мини-юбке, которую поначалу вполне справедливо, на его взгляд, классифицирует как шлюху. «Шлюха» на поверку оказывается дрессировщицей косаток, у которой всего-то не сложилась личная жизнь. И, вероятно, уже не сложится: через несколько дней после знакомства с Али одна из подопечных Стефани, щелкнув челюстями, лишает её ног. С этого момента и начинается прекрасная дружба двух неприкаянных. И дружбу эту, как выяснилось, не в силах сломить ни святая простота Али («захочешь потрахаться — звони»), ни экзистенциальные заморочки увечной красавицы, завязанные, конечно же, не только на ампутации.
«Ржавчина и кость» почти упаковывается в изрядно опошленную за последнее время дефиницию «духоподъёмное кино». Чтобы взяться за манипулятивный материал такого калибра, нужна известная отвага. Подобный трюк в своё время проделал — и не без успеха —
Ларс фон Триер с «
Танцующей в темноте».
Одиар идёт дальше датчанина: к близкородственной фабуле он пристраивает, на манер высокотехнологичных протезов Стефани, надежду на какое-никакое, но будущее. Самое удивительное, это работает, и разгадка вовсе не в парализующей красоте
Марион Котийар и даже не в гениальной операторской работе Стефана Фонтена. Дело, очевидным образом, в том, что за
Одиаром стоит практически весь грозный массив французского кинематографа. Кинематографа, представители которого — от
Ренуара и
Трюффо до
Каракса и, простите,
Бессона — на протяжении десятилетий за редким исключением только и делали, что, выставляли напоказ, как бородатую женщину в цирке уродов, искалеченные тела, мозги и души.
Особой глубиной резкости в этом смысле «Ржавчина и кость», конечно, не отличается, но традицию воспевания страданий и счастливого (как вариант) избавления от них блюдёт прилежно. Да вдобавок ещё и представляется закономерным продолжением «воспитательного» творческого пути
Одиара: в его фильмах вечно кого-то поучают и чему-то научают, и в этой авторской системе координат «Ржавчина и кость» вполне может претендовать на роль условного римейка, скажем, фильма «
Читай по губам».
А вот то, что
Жак Одиар в этот раз на самом-то деле снял мощное кино о социокультурном коллапсе в некогда перспективном Евросоюзе — право слово, дело третье. Фестивальный хлеб у тех же братьев Дарденн на этой территории всё равно не отберёшь (хоть отдай бельгийцу главную роль). Зато зрителю можно ампутацию самых красивых ног Франции преподнести как отвлекающий манёвр — лишь бы не сразу догадался, что социальный фон не менее важен, чем мелодраматическая фигура.
